– Многие государства так поступают. Мое убежище – моя страна. Пропаганда – это плохо? Да, однако цель оправдывает жертву, что представляет из себя нарушение принципов. А как ты уже знаешь, я не придерживаюсь устоявшихся ценностей! У тебя претензия к тому, что я контролирую людей? А как мне еще поступать? Я твердил про то, что лучше поместить сильного человека в вакуум контроля, чем лишаться его.
– Но как я могу верить тому, кто промышляет таким? Как? Ты прямо сейчас, кстати, меня тоже отравишь? Поместишь под контроль?
– Извини, но уже…
– Я не смотрю на эти картины, готов себя глаз лишить, чтобы не смотреть на них! Я не слушаю музыку, что играет в помещениях, я, вообще, в наушниках хожу на постоянной основе, когда нахожусь в этом огромном бункере! И вот еще одна причина тебе не верить: если ты настолько можешь контролировать людей то, что же ты не освободишь Карла от его мук? От поисков его чертовой жены, что сдохла уже! – Уилл приостановил речь и отдышался, сбросив напор. – Ты же знаешь, что под лебедем он имел в виду свою жену. Он так ее символизировал… Столько возможностей, а все идет лишь на то, что выгодно тебе. Ты напоминаешь мне царя, что вечно твердит о каких-то благих намерениях, а сам лишен человечности вопреки. Ты подчиняешь людей не только в идеологию! – громко воскликнул он, стукнув кулаком об стол и встав перед Джеймсом. Терпение закончилось, он перешел в крик: – Ты еще и подчиняешь чувства человека! Ты подчинил Мога на любовь к Лиззи, хотя он не был намерен с ней общаться дальше после того, что узнал! И не говори мне, – он уже чуть ли не плевался на Гунсберга, а тот стоял с улыбчивым лицом. – Не говори мне! Не говори мне, что любовь у него была всегда! Я знаю одну правду, знаю я. Ты пытался скрыть ее от меня, но я знаю ее!
Книга на одной из полок упала.
– Уилл, поднимешь…
– Нет!
– Так что же за правда? – и Джеймс так и не решался поднять книгу. После долгих часов работы его спина болела так, что мучения Гунсберга было слышно даже издалека.
– Мог давно под контролем твоим! Я знаю, что Миша был создан для того, чтобы поддерживать веру в тебя. А еще для того, чтобы понять как можно убить человека. Тебе это, наверно, нужно на всякий случай, да? На крайний!? Правда, ты потом пошел на более крайние меры, укрепляющие веру! И Херд тоже под контролем давно! Она созвала Сэма, не осознавая этот контроль, чтобы укрепить настрой к революции у Мога! Да, казалось, что Сэм наоборот критиковал эту идею. Вот только ты сам знаешь, что силу в Киллиане критика только укрепляет! Да и плюсом ко всему, несмотря на то, что Сэм не поддержал идею революции, он все-таки ввел его к ней. Рассказывал о проблемах искусства и всего технологического прогресса. Молодец! Любовь К Лиззи подделка! Хватит с меня! Прекращай, прошу! Сейчас… – все, Джеймс вставил шприц в плечо Уилла.
– Ты забыл тут что-то, Уилл?
– Нет… я пойду. За компьютерализм!
– За компьютерализм!
Они сделали жест революционера и Уилл вышел из кабинета ровным шагом, словно солдат. Заперев за собой дверь, он подумал:
«– Моя таблетка, чёрт возьми, работает на славу! Конец этом мерзавцу.»
Киллиан взволнованно стоял впритык у больших занавес и читал свой лист с текстом, который заготовил заранее. Писал его долго, мучался, выбрасывал по тысячу раз. Сделал он именно на бумажной, как символ революции. Возращение к тому, что все еще имеет ценность, так думал он. За занавесками слышался гул толпы, эхо которого рассеивались по большому помещению. Он находился в театре, и он захвачен!
Мог, до недавнего времени, прилетел в Сирон на машине Херд к назначенному месту, то есть к театру. По пути он видел уже горящие здания, вертолеты патрулирования и слышал зов революционеров, что уже везде. Тогда уже из высока он видел, как идет перестрелка около театра. Одна сторона – это революционеры, у которых было оружие, пока непонятно откуда (либо от коалиции, что, возможно, уже прорвалась в Сирон, либо от Вольмака, но тогда его оккупируют. Поэтому первый вариант. Война идет быстрым темпом). Вторая сторона – отряды сиронской службы. У входа в театр летали над воздухом полицейские машины. Только распереживался Мог насчет полиции, так через секунду в них полетело четыре ракеты, непонятно откуда, машины подорвались и их останки горящие летели прямиком вниз на поверхность. Там были ещё люди, которые собрались, как муравьи, тысячами и все без передыху кричали: «За Георгия и Компьютерализм!», они отбегали от осколков и снова кричали, а эхо их криков расползалось по заполненным улицам солдатами и людьми. На крыше театра виднелись ещё революционеры. У одного из них был лозунг, на котором было написано: «Не учи сороку вприсядку плясать!», и он уже через секунду был сожжен и выкинут вниз за порог крыши театра.