Папина содержанка (СИ)

Когда вошел Исида, я пристально смотрел ему в лицо. Что он скажет, увидев Наоми с Джейни? Какое выражение будет? Ждал, что старик развернется и последует обратно. Или разозлится. Ничего. Он вдруг… широко улыбнулся, глядя на правнучку. Подошел к ней, раскинул руки. Она встала с недоумением на лице и приблизилась в старику. Они обнялись. Исида что-то проговорил ей едва слышно.

– Что он сказал? – спросил я у мажорки.

– Скучал очень, – ответила она.

Затем старик уселся и перешел на английский, говорил на котором очень хорошо, разве что с небольшим акцентом.

– Наоми, представь нас, будь любезна.

– Джейни, познакомься, – сказала Наоми, когда её подруга встала рядом, – это Исида Мацунага, глава нашего клана. А это, прадедушка, Джейни, моя близкая подруга, – добавила она.

– Очень приятно познакомиться, – протянул старик сухую руку.

– Взаимно, Исида-сан, – сказала Джейни, ответив на рукопожатие.

– Лишние мы на этом празднике жизни, – заметил я шепотом и по-русски.

– Возможно, – ответила Максим. Опять: ни шуточек, ни злорадства.

Исида проследовал к своему месту во главе стола. Сел, положил руки сверху и обратился к нам с мажоркой:

– Максим, мне очень приятно, что вы привезли мою Наоми. Я считаю, что вы совершенно точно выполнили мою скромную просьбу. Это означает, что контракт между корпорацией Mitsui Industries и холдингом вашего отца «Лайна» будет подписан в самое ближайшее время. Я благодарен вам за работу и хочу особо подчеркнуть, что я нисколько не сомневался: вы – достойная продолжательница дела своего отца, а это значит, будущее холдинга «Лайна» после того, как отец передаст вам бразды правления, окажется в надёжных руках.

Старческая деменция. Маразм. Вот причина, почему старик вдруг так резко переменил своё отношение к правнучке, которую прежде проклинал за желание выйти замуж за простого британца. Презирал, видеть не хотел, а после вдруг передумал. Видимо, он просто позабыл, что они с Майклом настоящая пара. Иначе бы не стал с ними беседовать, а даже на порог не пустил.

И старческое же слабоумие – причина того, почему старик Исида обратился не ко мне, а к Максим, назвав её «продолжательницей дела своего отца». Мне так и хотелось, пока он говорил, встать и сказать ему: «Эй, дедуля! Ты ничего не попутал? Это я сын Кирилла Андреевича, а не Максим – его дочь. Тут всё просто: я – сын и наследник, Максим – любовница, содержанка. Да-да, господин Мацунага, вы не знали? Папаша шпилит её!».

Но я промолчал. Моя бурная речь могла нарушить коммерческие планы моего отца, а это бы ударило и по мне, и по маме. Не хочу, чтобы она после выхода на пенсию, которая у неё не за горами, стала жить на скромные 20 тысяч рублей. То есть я, безусловно, буду ей помогать, но она ведь женщина очень гордая, привыкла к независимости за последние несколько лет, когда стала свободной от уз брака. А на те крохи ей не прожить достойно.

Аудиенция была окончена. Мы встали с Максим, и, ни слова не сказав, поклонились и вышли. Старик Мацунага остался вдвоем с Наоми и Джейни, мы дальше были бы лишними – там уже начинаются дела семейные, мы же свою задачу выполнили.

– Старый маразматик, – говорю я насмешливо, но очень тихо, когда мы едем обратно. Так, чтобы только сидящая рядом Максим смогла меня услышать.

– Ты о ком? – спрашивает мажорка. В её голосе ни интереса особого, ни прежнего задора. Может, заболела?

– Как кто? Старик, конечно.

– Почему?

– Назвал тебя дочерью моего отца.

– Ах, это… – равнодушно говорит Максим и отворачивается к окну.

– Ничего не скажешь на такое? – удивляюсь в ответ.

– Да вроде бы говорить нечего.

– Максим, ты не захворала, случаем? – интересуюсь.

– Как говорил в таких случаях Марк Твен – «не дождитесь», – отвечает она.

– Он не так говорил, – поправляю, как истинный сын профессора филологии. – Он однажды узнал, что одна газета опубликовала его некролог. И написал в редакцию: «Слухи о моей смерти сильно преувеличены», – рассказываю в надежде, что у Максим загорятся, как прежде, её красивые глаза. Напрасно. Они остаются тусклыми.

– Понятно, – всё так же равнодушно отвечает она.

– Может, пойдем в ресторан, отметим успешное окончание нашего дела? – предлагаю я.

– Прости, что-то сегодня нет желания, – отвечает мажорка, чем ставит меня в окончательный и бесповоротный тупик.

Дальше мы просто молчим, каждый глядя в своё окно. Прощаемся с Накамурой, идем в отель, там ложимся спать, чтобы завтра утром на такси (наш провожатый сказал, что его миссия окончена) отправиться в аэропорт и улететь в Москву. В точной последовательности так всё и происходит.

Оказывается, это невыносимо скучно – почти половину суток лететь рядом с человеком, который не хочет разговаривать. Нет, он не обиделся. Просто молчит, как партизан на допросе у врага. Слова выцеживает из себя буквально по одному-два, не больше. «Максим, будешь пить?» «Нет». «Максим, дать тебе жвачку?» «Нет». И так на все мои предложения. После пятого или шестого я сдался и тоже замолчал. Так и прилетели в Москву, словно поссорились.