– Максим, – тихо сказал он. – Отпусти меня, пожалуйста. Я всё отдам тебе. Компанию, недвижимость, счета в банках, – всё. Себе оставлю немного, только чтобы уехать из страны.
– Хорошо. Я подумаю, – сказала мажорка.
Мы поехали дальше, и я стал смотреть на автомагистраль. Делать это в японской машине оказалось просто: здесь место водителя справа, а входная дверь – слева, поскольку в Стране восходящего солнца левостороннее движение. Слева проносились автомобили, нас догнал белый автофургон. В салоне был водитель, он внимательно смотрел на дорогу. Когда машина оказалась параллельно нашей, боковая дверь внезапно поехала в сторону, и внутри я увидел человека. Он был весь в черном, на голове маска с прорезями для глаз, в руках – направленный в нашу сторону автомат.
– Ма-а-а-а-кс! – заорал я, прыгая на пол салона.
Глава 98
Но прежде, чем мажорка успела среагировать, автомат лихорадочно задергался в руках нападавшего, выплевывая свинец. Пули тяжелым горохом застучали по капоту минивэна, разрывая тонкий металл и пронизывая салон. Я лежал на полу, закрыв голову руками и крепко зажмурившись. Сверху на меня посыпались осколки, обрывки салонной обшивки, куски краски и пластика. Я лежал, сжавшись телом в крошечный, как мне казалось, комочек живой плоти, которая была насмерть перепугана и хотела только одного – выжить в этом кромешном аду.
Грохот автоматных выстрелов между тем продолжался, и пули теперь били вперед – туда, где сидела Максим. Но я ни слова не мог вымолвить от сковавшего меня ужаса, ничего сделать. Если бы имел оружие, то, возможно, попробовал отбиваться, чтобы отогнать стрелявшего, заставить его прекратить это уничтожение. Но с голыми руками против автоматического оружия не попрешь, и только повторял про себя, словно заклинание: «Не попади! Не попади!» Естественно, я хотел, чтобы все пули, эти маленькие смертельно жалящие кусочки свинца в цельнометаллической оболочке, летели мимо. Пусть изрешетят машину, превратят её в дуршлаг, но только чтобы не в Максим!
Внезапно минивэн резко вильнул в сторону, потом ещё раз, ещё и вдруг всё полетело вверх тормашками. Меня начало швырять по салону, который вдруг принялся крутиться вокруг своей оси. Потом раздался сильный удар, и я, крепко приложившись обо что-то головой, потерял сознание.
Сколько времени провел в беспамятстве, не знаю. Но когда открыл глаза, с большим трудом сфокусировав зрение, то картина предстала ужасающая. Стены минивэна были покорежены, словно огромная рука схватила его и попыталась сжать, смяв со всех сторон, как банку из-под пива. Повсюду валялись осколки, куски пластика и резины, почему-то обрывки выдранной с корнем травы и земля. Кажется, мы слетели с трассы и пропахали несколько десятков метров по полю.
Голова жутко болела, пульсировало на макушке. Я провел рукой, поморщился – резкая боль. Кажется, там повреждена кожа. Пальцы остались мокрые – это кровь. Всё плывет вокруг, меня сильно тошнит. Сотрясение мозга. Наверняка. Перевожу взгляд с одной стороны в другую… И вижу Альберта Романовича. Он сидит в кресле, пристегнутый, с всклокоченной головой, бессильно лежащей на груди. Она медленно вздымается и опускается. Значит, жив. Только без сознания. Хотя лицо посечено мелкими осколками и в кровоподтеках. Но с виду руки-ноги целы, значит, выживет.
Максим… Что с Максим?! Эта мысль ударяет меня, словно удар током.
– Максим! – кричу почему-то осипшим голосом, словно выкурил подряд две пачки сигарет. Шатаясь и хватаясь руками за то, что когда-то было приятным кожаным салоном минивэна, хрустя осколками стекла, иду вперед. Вот она, моя любимая. Сидит в кресле, руки безвольно опущены, голова повернута в сторону. На левой стороне груди вижу две зияющие дыры, залитые кровью.
– Господи, Максим! – я понимаю, что в неё дважды попали. Спешно, стараясь не разрыдаться, прикладываю два пальца к сонной артерии. И… не ощущаю пульса.
– Нет! Максим! Нет! Ты жива! Жива!!! – начинаю спешно отстегивать её. Ремень безопасности, на моё счастье, сразу поддается, отщелкивается и стягивается в сторону. Я хватаю мажорку, прижимая к себе, и тащу вглубь салона, укладываю на пол, попутно ладонью расчищая площадку. Наплевать, что там осколки и мусор, ранящий мои ладони. Я должен спасти любимую!
Бережно кладу её, потом вспоминаю, как делать непрямой массаж сердца. Кажется, надо одну ладонь положить на нижнюю половину грудины так, чтобы пальцы были ей перпендикулярны, поверх другую ладонь. А теперь быстрые толчки. 80 ударов в минуту. Раз, два, три… Давай, Максим, возвращайся к жизни. Четыре… пять… шесть… семь… Пожалуйста, я не смогу жить без тебя, не хочу! Восемь… девять… Так… слушаю… не бьется!!! Без паники, Сашка, без паники. Десять… одиннадцать… двенадцать… Я продолжаю короткие давящие движения, и нет теперь на свете ни одной вещи, которую бы хотел я так же сильно, как услышать удары сердца любимой женщины.