— Нет, неправда. Джирасоло был на ножах с Карбоньери еще с Марселя, поэтому и донес на него. Но вы не поверили. Почему? Потому что вам сказали, что во время бунта перебьют всех женщин, детей, арабов и фараонов, что казалось невероятным. Кроме того, на Руаяле есть две посудины на восемьдесят заключенных, а на Сен-Жозефе всего одна, на шестьдесят человек. Ни один здравомыслящий человек не полез бы в это грязное и глупое дело.
— Откуда ты знаешь все это?
— Мое дело. Так вот. Следуя такому раскладу событий, вся ответственность падет на начальство с острова Руаяль, ведь оно выслало заговорщиков на Сен-Жозеф, даже не разделив их. Надо было хоть одного послать на остров Дьявола, другого — сюда, ну, и так далее. Так что взыскания вас ждут самые серьезные. Потому советую согласиться с моими условиями. Первое вы уже слышали: с завтрашнего дня жизнь должна войти в прежнее русло, второе: все, кто сидит в карцере как подозреваемый, должны быть немедленно отпущены. И не надо больше допрашивать их о бунте. Не надо, так как самого бунта не было вовсе. В-третьих, Филлисари необходимо срочно отправить на Руаяль, прежде всего в целях его же безопасности, так как, если бунта не было, чем объяснить убийство трех человек? Плюс к тому, он самый что ни на есть отъявленный негодяй и трус. Во время инцидента хотел прикончить нас всех в бараках. Так вот, если вы принимаете эти условия, я в ответ обещаю устроить все так, что все в один голос будут твердить: Отэн, Арно и Марсо рехнулись, хотели перебить как можно больше людей, и непонятно, чего они при этом добивались. У них не было ни соучастников, ни сочувствующих. Наверное просто хотели покончить с собой, но перед тем уничтожить как можно больше народу. Если хотите, я подожду на кухне, а вы тут пока посоветуйтесь, прежде чем дать ответ.
И я вышел на кухню, притворив за собой дверь. Госпожа Дутен пожала мне руку и угостила кофе с коньяком. А Мохаммед спросил:
— Обо мне что-нибудь говорили?
— Это комендант будет решать. Вижу он дал тебе оружие, наверное, будет добиваться помилования.
Крестная Лизетт тихо сказала:
— Все будет хорошо! Плохо придется тем, с островов.
— Я тоже так думаю. Им было выгодно представить все именно таким образом. Чтоб вся вина пала на местное начальство.
— Папийон, я слышала все и тут же поняла, что ты хочешь нам помочь.
— Да, госпожа Дутен. Дверь отворилась.
— Зайди, Папийон, — сказал один из фараонов.
— Присаживайся, — кивнул комендант с Руаяля. — Ну вот, мы посоветовались и решили, что ты прав. Никакого бунта не было. С завтрашнего дня возвращаемся к прежнему режиму. Филлисари этой же ночью отправят на Руаяль. Мы с ним разберемся сами, без твоей помощи. Надеемся ты сдержишь свое слово?
— Можете на меня положиться. До свиданья.
В бараке я слово в слово повторил все, о чем говорилось у коменданта. И все согласились, что я принял верное решение.
— Думаешь, они действительно поверят, что в этом деле больше никто не замешан?
— Не думаю. Но им ничего не остается, как поверить, если они не хотят, чтоб их наказали.
Наутро всех заключенных выпустили из карцера. На работу никто не пошел. Двери всех бараков открылись, и двор наполнился каторжанами, которые, пользуясь предоставленной им свободой, расхаживали, болтали, курили и просто сидели на солнце или в тени. Нистон отправился в санчасть. Карбоньери сказал, что таблички с надписью «Подозревается в бунте» были вывешены на дверях примерно восьмидесяти или даже ста одиночек.
Мы, наконец, узнали правду. Оказывается Филлисари убил только одного человека, других двоих пристрелили фараоны, оказавшиеся в окружении у колодца, когда каторжники достали тесаки, горя желанием прирезать хоть одного фараона перед смертью. Вот во что вылился бунт, с самого начала обреченный на провал, — в самоубийство трех каторжан. Эта трактовка была принята всеми — и администрацией, и заключенными.
Похороны охранников, а также Отэна и Марсо, прошли следующим образом: так как на острове оказался всего один ящик-гроб со специальной задвижкой для выброса трупов в море, то фараоны запихнули туда всех покойников, вывезли в открытое море и затем одновременно спустили за борт. По их расчетам, покойники должны были тут же уйти на дно, как как к ногам были привязаны камни, что позволило бы уберечь их от акульих челюстей. Но мне рассказывали, что не успели все пятеро скрыться под водой, как начался балет «Белый саван» — ожившие с помощью акульих морд и хвостов, они, словно марионетки, долго вертелись и дергались на пиру, достойном самого Навуходоносора. Фараоны быстро повернули к берегу, опасаясь, что и до них доберутся голодные твари.
Прибыла комиссия. Она проторчала на острове пять дней, а на Руаяле два. Меня никто не допрашивал. Что касается Дутена, то для него все сошло гладко. Филлисари предоставили длительный отпуск до достижения пенсионного возраста. Мохаммед получил свободу, коменданта Дутена повысили в чине.