Папа и море

И внезапно его осенило: «Я перееду сюда. Пусть себе живут отдельно в старом маяке с ужасной лестницей и считают дни».

Это была мятежная мысль, новая, увлекательная. Она изменила все, очертила большой замкнутый круг, пространство одиночества, грусти и неизведанных возможностей.

Когда он вернулся домой, ноги у него занемели, он продрог. Он поставил календарь обратно на комод. Папа тут же подошел и поставил на верхнем уголке календаря крестик.

Муми-тролль набрался храбрости и выпалил:

– Я думаю пожить один где-нибудь на острове.

– На острове? Ладно, – рассеянно ответила мама. Она сидела у окна, выходящего на север, и рисовала цветущую веточку. – Хорошо. Возьми, как обычно, спальный мешок.

Она рисовала жимолость, красивую, с затейливыми листочками. Мама надеялась, что помнит точно, как выглядят эти цветы. Жимолость не может расти у моря, ей нужно тепло и защита от ветра.

– Мама, – сказал Муми-тролль, и в горле у него пересохло. – Это не как обычно.

Но мама не слышала его, она только что-то одобрительно пробормотала и продолжала рисовать.

Папа стоял и считал свои крестики. Он не вполне был уверен в пятнице. В тот день он поставил два крестика, потому что в четверг не поставил ни одного. Что-то тогда помешало ему, и теперь это вызывало неуверенность. Что он делал в этот день? В его памяти все смешалось, все дни слились, как блуждание по берегу острова: все идешь и идешь и никогда не дойдешь до цели.

– Хорошо, – сказал Муми-тролль, – я возьму спальный мешок и штормовой фонарь.

За окнами клубился и уползал туман, казалось, что комната уплывает вместе с ним.

– Мне надо еще немного краски, – сказала мама самой себе.

Она позволила жимолости подняться с окна на белую стену, и ветка дерзко распустила на ней большой, тщательно вырисованный цветок.

Шестая глава Луна на исходе

Однажды ночью перед самым рассветом маму разбудила тишина вокруг маяка, ветер внезапно утих, как это бывает при перемене его направления.

Она долго лежала, прислушиваясь.

Где-то далеко в темноте над морем медленно задул новый ветер. Мама слышала его приближение, казалось, он шел по воде, шума волн не было слышно, она различала лишь свист ветра. Он все время крепчал, и вот он достиг острова. Ставни открытого окна, подпертые крючками, слегка зашевелились.

Мама почувствовала себя совсем маленькой. Она зарылась мордочкой в подушку и попыталась думать… ну, к примеру, о яблоне. Но вместо этого перед глазами у нее было лишь море и бушующие над ним ветры, море, вышедшее из берегов и захлестнувшее остров, когда погас свет, море и только море, взявшее в плен берег, остров и их дом. Ей казалось, будто весь мир – это блестящая и скользящая вода и что их комната тоже медленно плывет.

Подумать только, а вдруг их остров сорвется с места и наутро будет плыть где-то за лодочной пристанью? Вдруг он поплывет дальше и будет странствовать по морю много лет, покуда не наткнется на край света, как кофейная чашка на край скользкого подноса?..

«Это понравилось бы Мю, – хихикнув, подумала мама. – Интересно, где она спит по ночам?.. И где спит Муми-тролль?.. Жаль, что мамам нельзя уходить из дому, когда им вздумается, и спать не дома. Мамам иногда это в особенности нужно». Она, как всегда, нежно и рассеянно пожелала ему в душе всяческого благополучия. А Муми-тролль, лежа на своей лесной полянке, почувствовал это и приветливо помахал ей в ответ хвостом.

Ночь была безлунная и очень темная.

Никто не думал о переселении Муми-тролля, и он сам не знал, радует это его или огорчает.

Каждый вечер мама зажигала на столе две свечи и давала ему с собой штормовой фонарь. Папа говорил для порядка:

– Только не устраивай пожар в ельнике и не забывай гасить фонарь перед сном.

Вечно одно и то же. Они так ничего и не поняли.

Муми-тролль прислушался к новому ветру и подумал: «Луна на исходе. Морская лошадка придет не скоро».

Для него это было скорее облегчение, чем разочарование. Ему только хотелось представлять себе их приятную встречу и красивые слова, вспоминать, как она хороша… И теперь ему не надо больше сердиться на Морру. Она может смотреть на фонарь сколько ей вздумается. Муми-тролль говорил себе, что спускался по ночам на песчаную отмель из практических соображений – чтобы помешать Морре подниматься к маяку и замораживать мамины розы. Чтобы семья не увидела ее. И наконец, для того, чтобы не слушать ее вой. Только и всего.

Каждую ночь Муми-тролль ставил зажженный фонарь на песок и стоял, ожидая, покуда Морра вдоволь наглядится на огонь.