Пантера, сын Пантеры

Большая часть нахлебников и ротозеев безболезненно отсеивалась сама по себе. Те из «библиотечников», кого она выбирала и оставляла при конюшне, выгуливали и прихорашивали, заезжали и лечили, случали и принимали жеребят, которые рождались редко — не более необходимого для того, чтобы табун не уменьшался в числе. Кстати, отметился среди добровольных конюхов и молодой Пауло, природный гаучо, по словам Анны; приходил он сюда и вполне зрячим, и начав слепнуть, и став окончательно слепым, хотя тогда уж не рисковал садиться в седло, только гладил своих знакомцев по шерсти, трепал гриву и наговаривал им на ухо всякую милую чепуху.

Но мы все о конях. А Козя… как там ее?

Погодите, Среди детей конюшни, первокурсников (ведь шли на спецобразование они лет с двенадцати-тринадцати) бытовала легенда о том, что по длиннейшим и пыльнейшим коридорам конюшни ночью бродит и стучит коготками или копытцами местный домовой, точнее, «конюшенный», или «сиррский конюший», — среднее между скочтерьером, похожим на живую черную метелку, и козлом, которого раньше держали, чтобы пугать ласок. Та же мифология объясняла, что скочтерьер — попросту собачка редкой породы, с виду чистая швабра с острыми ушками, а вымершая ласка — маленький вампир, который ночами угоняет лошадей, чтобы скакать на них, вцепившись в гриву, и пить кровь из шейной вены, как монгольский нукер. Пытаясь возместить ущерб, ласка заплетает конскую гриву в неряшливые, но живописные косицы, которые конюший вечно и безуспешно пытается расчесать. Также он обтирает пот и мыло, которые выступают на шкуре лошади после отчаянной скачки, — дело в том, что конские выделения для самой ласки ядовиты, так лошадь инстинктивно пытается избавиться от крошечной зловреды, но после езды при них и остается. Конюший имеет склонность пугать ленивых и вороватых конюхов долгими вибрирующими воплями, а ночью может принять вид сгорбленной — аж до полу — старушенции, укутанной с пышные серые лохмотья. Вот старуху-то как раз и именуют Козя Ностра — то ли коза, то ли мафия.

Эшу, который без большой охоты помогал бабке Анне и даже ночевал в конюшне, мог бы прояснить ситуацию. Как-то встав с конюховой кровати и на темную отправившись в туалет, он застал там совершенно жуткую картину: при свете едва живой лампочки некто низкорослый и лохматый нагнулся над писсуаром и с аппетитным хлюпом лакал оттуда воду. Приглядевшись, он понял, что это вовсе не коза и не баран, а просто овца, недурной образец той породы, которая описана в учебнике биологии для третьего курса гуманитарных вузов под авторством Харуки Мураками. Шерсть овцы была сбита в совершеннейший войлок, из-под хвоста задушевно пахло навозом, а передняя оснастка малым уступала бараньей.

— Я уж подумал, глюки у меня, — сказал Эшу, обращаясь в никуда.

— Да нет, это мне пить захотелось, — добродушно ответила овца. — Сегодня большую партию сена в брикетах сгружали, вот и облопалась. Ты как, шашлык любишь? Ну, в смысле связать ноги попарно — передние отдельно, задние отдельно — и на палку…

— Это как живых тигров переносят? Вот не знал, что и с овцами такое случается.

— Смотря какая овца. Так что, не будешь из меня жаркое делать?

— Зачем же так? Я вообще вегетарианец.

— Это пантера-то?

— Какая пантера?

— Биологический вид. Пантера Лео, Пантера Тигрис, Пантера Пардус и прочее. На выбор. Ты из них кто?

— Человек.

— Ну, это общее место. Ты ведь Синькин ребенок, так, что ли? И бабкин внучек?

— Да.

— Тогда будем знакомы. Я тут вроде вашей семейной реликвии: госпожу Анну младенцем в зубах носила, твою матушку дитятей на спине катала, а теперь, на старости лет, порядок соблюдаю в их наследственном уделе. Мое прозвище знаешь? Не повторяй, не стоит.

— Понял. А я Эшу.

Так они подружились, дружба их тянулась, то угасая, то снова загораясь, пока новые привязанности отчасти не вытеснили и не заменили ее.

Тихая ужасть 1, или История Крысы с заплетенным хвостом