Пантера, сын Пантеры

Путь Элизабет шел через чахлую рощицу, второпях посаженную вместо погибшей, а далее через поле, которое молва поименовала «Полем язычников» или «Полем чудес». Когда-то каждую ночь с апреля на май затевались тут богомерзкие игры в честь Самайна или святой Вальпургии, танцы вокруг празднично изукрашенного дерева, а потом, когда оно засохло, — вокруг шеста с колесом или огромным венком вверху, с которого спускались, шелестя, пестрые ленты. За каждую держались попеременно зеленый стрелок и девушка, а посреди этой карусели, ближе к шесту, танцевала Дева Марион. Говорили, что ее выбирают изо всех других девушек, но в то же время и она сама воплощается в своей избраннице, делая ее несравненной. Теперь юные ведьмы давно постарели и разбрелись кто куда, предводительница собраний была с позором изгнана, а шест обезглавлен.

— Только там, внизу, остались прежние корни, — говорила Лиз. — Их не выкорчевать. Ляг, мое сердце, у корней дерева. Успокойся, моя месть, в хвосте древесного дракона. Родись, мой меч, из камня.

Эту несуразицу она говорила, копая ножом ямку у самого шеста. Она твердо знала, что именно сюда держала свой путь и что она может поручить этому полю и этому дереву то, что осталось от жизни мужа и ее собственной жизни.

Больше ее никто в Библе не видел, потому что она вошла в свою пустыню и свои пустынные мороки. Никто не знал в точности, какие ужасы и какие красоты явились перед ее глазами, ибо все прочие боялись углубляться в пустыню так далеко, да и не умели украшать, как умела она, грубое сукно реальности золотым позументом бреда. Те любящие, кто впоследствии пытался воссоздать картину ее странствий для ушей оставшегося в Библе ребенка, — Анна, Син, Пауло — нагромождали подробности. Там были поющие песчаные горы и череда из семи солнц днем, алая луна в полнеба и сияющие драконьи звезды ночью, изумительные по красоте и сочности красок миражи, которые язык не поворачивался и сердце не склонялось назвать обычными оазисами, источниками и городами. Многое было там, о чем они все знали из опыта, но это не было полной правдой: миры Элизабет оказались более тесными и незрелыми. От колодца к колодцу тащилась она с мальчиком за спиной или на руках, нюхом чуя воду. Но колодцы попадались редко, ночи становились все холоднее, дни — жарче, а сил у нее было чуть. И когда от очередного по счету сказочного миража — белая крепость, прямоугольные башни с четырьмя клыками поверху, на каждом из углов, зеленое и нежно-лиловое кипение сада внутри стен — отделились и поплыли к ней всадники верхом на диковинных крутошеих животных, ее живые и теплые руки еще смогли отнять от себя и протянуть ребенка, но вождь, нагнувшись с седла, уже принял его из рук мертвых и остывающих.

Ибо говорят так: нет нужды искать Сирр. Сирр приходит, куда хочет, и уходит, когда пожелает.

Син