Пантера, сын Пантеры (СИ)

Внутри света снова стали проявляться живые знаки — нечто вроде цепей, на которых повис, слегка раскачиваясь, кристалл оптического шпата, совершенно черный, с радугами во всех гранях, которые двоились и множились, отражаясь друг в друге и собираясь в клубок. Во льду пылало неземное пламя, алое с зеленым, — там виднелась некая вытянутая фигура, похожая видом и цветом на старинную голограмму. То была девушка, как бы вправленная в хрусталь. Выпрямленное тело ее с раскинутыми руками, похожее на меч, казалось одновременно нагим и окутанным пеленой, невидимой, но препятствующей созерцанию истины. Впрочем, стоило вглядеться, и незримость оборачивалась предметностью. Ибо вся фигура девушки, кроме кистей рук и ступней ног, была закутана в тончайшее густо-фиолетовое покрывало, овальное в плане и легшее вдоль лица и тела длинными мелкими складками, и таких покрывал было семь — по числу цветов радуги. Поверх покрывал лежало роскошное ожерелье из квадратных золотых звеньев, усыпанное изумрудами, рубинами, сапфирами, алмазами и шпинелью; так же расточительно были украшены и браслеты, заковывавшие ноги в сандалиях и руки.

— Когда-то поэт назвал женщину книгой между книг, не удивительно поэтому, что истинная Книга обернулась женщиной, — произнес Гали.

— Но если человек есть текст, что удивительного в том, что совершенный текст ныне предстает как совершенный пол, совершенное оружие и вообще самое совершенное в мире существо? — спросил Эшу.

— Как вот только извлечь этот оживший клинок, — задумчиво ответила ему Нарджис. — Замочной скважины никакой не видать. Клинком разбить — поранишь, сквозь стекло поцеловать — губ не достигнешь.

— Клинок против клинка — не тот знак, — хмуро ответил Галиен. — И дева против девы.

— И к тому же это и впрямь голограмма, — заметила Крыса. — Отобьешь невзначай кусочек, а он выйдет равным целому. Размножим девицу, как в дурном сне плотских рождений и порождений, но не освободим. Она, строго говоря, сама кристалл, а не просто в него засунута. Ровно так же и те книги на полках, если кто еще не врубился.

— А ведь верно. Жалко, мы ж почти у цели, — в отчаянии вздохнула девушка.

— Вольно же было тебе заказывать закрытую книгу, Кассандра ты наша, — мрачновато хмыкнула Козюбра.

— Ну, не только это. Вы запомнили слова оракула? — спросил Эшу. — Я, Гала и Нарджис предсказаны, но нас по-прежнему трое. А для Девы-Книги нужен единый Истинный Человек.

— Значит, уходить снова и предпринимать какие-то новые попытки?

— Не думаю, — ответила Крыса. — Вы спокойно двигались с уровня на уровень, поднимаясь всё выше и выше, но не могли ничего совершить внутри каждого из них. Почему?

— Я не осмеливался.

— Я не был собой.

— Я не смогла явиться тайной на уровне тайны.

— Стойте! А покрывало тайны? Одеяние, внутри которого становишься таким, каково предначертание о тебе? — воскликнул Гала. — Мы не могли взять оружие, но это…

— Я его взяла, — ответила Нарджис.

И раскрыла его во всю ширину, так что Трое могли окутаться им.

— Мы — трое, — сказали они слова, которые сами приникли к их устам, — и мы одно. Алый Зверь, голубой Воин, зеленое Майское Древо.

И родился Совершенный Мудрец, Истинный Человек. Черное с золотом покрывало, подобное камню, скрывающему Деву-Книгу, окутывало его стан, и он ничего не знал о себе, кроме того, что это он сам и есть. И пока он не начал действовать, ему не было известно, в чем смысл его деяний.

— Погоди, — сказал он сам себе. — В Голубиной Книге было сказано нечто о жертве крови… приношении души…

И Человек снова продекламировал:

«Раскроется сере6ряная книга,

Пылающая магия полудней,

И станет храмом брошенная рига,

Где, нищий, я дремал во мраке будней.

Священных схим озлобленный расстрига,

Я принял мир и горестный и трудный,

Но тяжкая на мне теперь верига,

Я вижу свет… То день подходит Судный.

Не смирну, не бдолах, не кость слоновью

Я приношу зовущему пророку —

Багряный сок из виноградин сердца,

И он во мне поймет единоверца,

Залитого, как он, во славу Року

Блаженно-расточаемою кровью».

И вот Человек пришел в Зал Дракона и воскликнул:

— Мы одной крови, ты и я! Твоя пурпурно-лиловая, холодная кровь — одно и то же с алой и горячей кровью Эшу, с аристократической голубизной крови Галиена, с прохладной зеленой кровью Нарджис! Александрит — символ этого воплощения.

И он принял дракона в себя, чтобы стать одним со своим исконным, вековечным врагом.

И перешел в Зал Тергов. Протянул руку через кристалл ледяного пламени и сомкнул пальцы на рукояти чудесного меча.

Вошел в зал Тайны и вложил меч в руки Девы, не думая о том, что это невозможно.

Дева поднялась, ожерелье спало с плеч, кристалл стек с ее лица, обратившись в семь ниспадающих радужных покровов. И когда ее лицо оказалось вровень с лицом триединого Совершенного человека, а руки в тяжких драгоценностях легли ему на плечи, между ними обоими вспыхнуло пламя любви и сплавило их в единое целое. То были узы крепче стальных кандалов и боль жесточе ревности, но ни на какую бы то ни было земную радость и сладость не променяли бы они своих новых оков.