Паноптикум

Это кроет. Не накрывает. Это просто кроет от дичайшего чувства, несущегося из низа живота по всему телу при каждом таком его движении — вперед бедрами, вжимая в себя руками. Это оглушает, гасит, губит, возрождает. Это медленно, с паузой, с его губами мне в шею в такт, с моими ногтями в его спину. Это ритм. С низкого на ускорение. С наслаждения до жажды большего. И в крови поет его имя. Все громче. С каждым его движением, порождающим отклик до умопомрачения в сознании. Каждое движение и сама вжимаюсь в него, стремясь усилить, сохранить эффект отдачи, несущийся горячим импульсом по пенящейся крови. Он ближе. Он теряет контроль. Теряет потому что подаюсь под ним, втискиваюсь сильнее, подхватываю ритм. И да, сука, я была совсем не против момента, когда он замер. На миллисекунду. Мгновенное решение и отстранился.

Тело слабо и неверно, еще пара его движений и я была бы на грани, но он был ближе. Поэтому отстранился, правая рука по стволу, завершающающая, доводящая его до срыва, а я подстегнутая происходящим, рванула вперед и накрыла его губами. Сразу, с нажимом и глубоко. Насколько получилось. И почти сошла с ума от ощущения как он вздрогнул, как сильно сжал свободной рукой мои волосы, как рвано выдохнул, пока на моем языке сгущался его одуряющий вкус.

Медленно, очень-очень медленно подаюсь назад, скользя языком по разгоряченной коже. Слизывая остатки, задерживаясь и чуть надавливая языком на особо чувствительное место, заставив его снова вздрогнуть и млея от его замеревшего дыхания.

Вакуум во рту, языком по щели и, не удержавшись, снова взяла его глубже, снова надавила языком там, где он особо чувствителен в моменты схода. И он снова вздрогнул. Веду с несильным нажимом по стволу, вбирая языком последние капли. И Эмин вздрагивает еще. Совсем слабо, остаточно, но так упоительно. И тяжело повалился на бок рядом, когда я громким чмоком отметила завершение.

Восстанавливаю дыхание, с упоением глядя на него, прикрывшего глаза рукой. Зазвонил его телефон. Асаев мгновенно перекатился по кровати и взял с тумбочки трубку. Я успела заметить, что абонент записан как «Чукча», а когда он принял звонок немало так прихуела:

— Да, Влад Игорич. — Эмин, прикусил губу, задерживал дыхание и сделал голос очень ровным. — Нет, минут за сорок приеду. Ты там на чемоданах сидишь уже, что ли? Да, Плугов знает, тоже на низком старте, не удивлюсь если с ночи возле самолета пасется. Ты ему лучше набери, вместе попереживаете. Ну, конечно, ага, без меня все равно не улетите. — Отключает звонок, протяжно выдохнул и негромко произнес, откладывая мобильный на тумбочку, — педантичность это хорошо, но всего должно быть в меру.

Три часа до его вылета.

Секс-марафон. Я, почти восстановив дыхание, лежала на его груди, слушая его почти уже пришедшее в норму сердцебиение, звучащее в унисон с моим.

Звонок уже моего мобильного. Эмин потянулся к краю постели, вслепую нашарив на полу мой блейзер и выудил из его кармана трубку.

— Кто такой «Дмитрий. Квартира»? — приподняв бровь, спросил он, и прежде чем я успела отнять свой телефон, Асаев принял вызов и грозно гаркнул в трубку, — алэ!

— Э… здравствуйте. Я могу услышать Яну Алексеевну? — вежливо вопросил Дмитрий.

— А ти кто-у? — кровожадно спросил он со своим неповторимым акцентом. Я закатила глаза и села на постели, глядя на его лицо, недовольно приподняв бровь.

— Я Дмитрий, консультант по вопросу ипотеки… — явно растерялись на том конце провода.

— Тощна. Жена говорил про ипотека. Слюшай бр-ратан мы в Москвэ решили пириэхать, шобы ребенок вырос, в школа пошел, от армия пошел, всех на хуй пошел. Дэньги ест. Дэньга не проблема, бр-ратан, всэм аулом скинемся, если нада будет.

— Как я могу к вам обращаться?

— Уважительна, бр-ратан.

— А-а-ам… — Дмитрий явно растерялся еще сильнее. — Хорошо, а как вас зовут?

— Мага. — Эмин отпихнул коленом меня, потянувшуюся за своим телефоном и я, убито вздохнув легла рядом, недовольно глядя в его профиль.

Дмитрий начал говорить о вариантах в Москве, как и что можно сделать.

Эмин, заложив руку за голову, отставил на постели локоть второй руки и двумя пальцами расслабленно удерживал мой телефон у уха. Широко зевнул, задумчиво глядя в потолок и поставил щиколотку правой ноги на согнутую в колене левую. На лбу прямо написано, что он вообще не слышит, что ему там сосредоточенно втирает Дмитрий и мыслями он очень далеко. Это пиздец. Я смотрю на эту кавказскую заскучавшую морду и не знаю смеяться или плакать. Потому что мне, несмотря на недовольство, очень нравилось то, что я вижу. Очень. До стягивающего теплотой чувства в солнечном сплетении. Надо Казакову хороший коньяк подогнать. Конечно, это не отменяет того, что что Владислав Игоревич все равно свинья. Но молодец.

Хотя-я-я… глядя на профиль Эмина я начала крепко сомневаться, что у моего бывшего работодателя был выбор.

И чувство тепла в солнечном сплетении значительно остыло под давлением прохлады напоминания кто такой Эмин Амирович Асаев.

Тут Дмитрий решил перейти из режима монолога в режим диалога. Зря он это сделал.