Паноптикум

Прижимаюсь к нему теснее, не замечая, как сама подстраиваю частоту движений пальцами, не могу отвести глаз от его улыбающихся губ находящихся на расстоянии дыхания. Чувственных, сухих от учащенного дыхания, смешивающегося с моим.

Он подсказывает второй рукой, находящейся поверх моих пальцев на груди усилить нажим, его улыбка смазана в прикусе нижней губы и я сама ускоряю ритм, потому что этого потребовала кровь, горящая синим пламенем при виде этого полуприкуса.

Он снял пальцы с моей груди, приобнял этой рукой, а второй удерживает ритм, ускоряет, срывая новый стон, который гасится подушечками его пальцев легших на мои кривящиеся от невыносимости происходящего губы. Ускоряет ритм пальцами одной руки, а пальцами другой давит на губы сильнее, сжимая мое плечо нажимом локтя и я уже на грани. Язык сам скользит по его указательному пальцу, прежде чем я смыкаю на нем губы, закрывая глаза. И он резко отстраняет свою и мою руку от низа живота.

Я тихо заскулила, ощущая как разочарованием до боли скрутило сосуды в теле, как гасится огонь, который готов был накрыть с головой. Он убирает палец с моих губ и я открываю глаза, мучительно вглядываясь в горячий мрак насыщенно карих глаз.

Он подается вперед и целует, но притронуться мне к самой себе не дает, сжимает в объятиях лишает пространства и движения, сжимает теснее до скраденного дыхания, до его обрыва, до отчаяния ревущего в теле, судорожно цепляющего за уходящий полог обещанного разрыва мира. Это полосует на части. И я толкаю его. Толкаю требовательно. Спиной на стол. Толкаю сильно и требовательно, полностью повинуясь голосу внутри жадно кричащему это сделать немедленно, прямо сейчас. И он подается. Размыкает руки и откидывается спиной на столешницу, взяв упор на левый локоть, а второй рванув меня за предплечье на себя, помогая забраться на него и оседлать. Мое тело ведет на нем, ведет от того, насколько сильно желание, что заставляет ерзать, тереться о его пах.

Он вытягивает из кармана презерватив, и у меня внутри все обрывается от не просто крика, уже от воя оглушающего требованием, заставляющим рывком вырвать из его пальцев презерватив.

Край фольги в зубы, приподнимаю бедра, пока он щелкает бляшкой ремня, звук молнии, шелест ткани и ревущий хаос в его глазах, когда на моих губах расцветает улыбка, а пальцы специально убийственно медленно раскатывают латекс по стволу.

Он кривит губы, прежде чем очень низко и хрипло выдать:

— Я тебя сейчас правда изнасилую…

Дико ударяет по жалким остаткам самообладания и я, отодвинув ткань своего нижнего белья насаживаюсь на него резко, жадно, требовательно, а он… взвился подо мной. Под сенью густых угольных ресниц глаза стали просто бездонными и в них безграничное обжигающее опьянение. Рваным движением укладывается назад, сжимает кожу мне на бедрах с силой, наверняка до следов, но это почти не отпечатывается осознанием, это глушится всхлипом от чувства наполненности, едва не отправившее сознание в нокаут силой удара.

Нажим его пальцев усиливается, подсказывая двигаться, и мое тело отзывается. Начинает подбирать ритм. Он выдыхает хрипло, неверно, сбито, не отпуская взглядом мои глаза, даже тогда, когда в его глаза заволокла откровенная поволока тумана, из-за того, что мое тело начало нарастать ритм под хлесткими сильными ударами нутра, сгорающего от жажды.

Уперлась ладонями в его плечи, так амплитуда то ли теряется, то ли наоборот нарастает, я уже не понимала ничего, падая в бездну его глаз. Жар в теле непереносим, полог почти накрывает, уже все внутри стянуто немеющим напряжением и он резко ударяет снизу бедрами одновременно с тем, как я просела глубже.

Я рухнула на него скручиваемая ревущим, сметающим атомным взрывом, а он ощутимо вздрогнул и подался вперед, обхватывая, с силой сжимая мое тело где бесновалось и ревело безумие испепеляющее любые мысли и застывшую душу. И под силой его рук, под его сорванным хриплым выдохом стало невыносимо. Это не описать, когда тебе настолько хорошо, что от этого даже плохо. Это не сравнить ни с чем. Вообще.

Сходило медленно. Ужасно медленно. Это была не слабость, это было просто убийство. Тело слабое и чужое, как с жуткого перепоя, в голове набат еще бешено бьющегося сердца.

Вяло свалилась на столешницу рядом с ним. Разглядывая его ровный профиль. Глаза полуприкрыты, губы сухие абсолютно, дыхание учащенное, грудь часто вздымается. И в свинцовой тяжести падающей с воскресающего разума, отравленного отчаянием возникло только одно — Яна, тикай с городу, вот теперь тоби точно пизда. Потому что он удовлетворенно и хищно улыбнулся.

Глава 5

С момента, как Асаев вынудил меня его трахнуть, прошли почти сутки и я съела себя с говном.