Я распахнула дверь комнаты пошире, вглядываясь в полумрак внутри. Там мерцали банки с экспонатами, в неподвижном воздухе висела пыль. Из коридора мне были видны также стоящие на полках контейнеры с солями и формальдегидом. Был там среди прочего и череп леопарда, который отец снабдил третьим рядом зубов, чтобы придать ему необычный и устрашающий вид. В банке с хлорной известью хранились ногти, выращенные предварительно до длины в десять футов, рядом стоял ящик с птицами, пойманными в Новой Гвинее. Отец усиливал яркость их оперения с помощью красной или оранжевой краски. На белом мраморном столике был разложен набор ножей и хирургических инструментов. Отец не просто отыскивал необычные творения природы, но помогал ей создавать их, становясь мастером по изготовлению чудес.
Хотя в целом меня можно было назвать примерной девочкой, я с трудом сдерживала врожденное любопытство, как ни старалась. Возможно, мечтания Человека-волка о кругосветных путешествиях пробудили таившуюся во мне бунтарскую душу. Что-то явно подстегивало во мне непокорность, и с каждым днем она усиливалась. Я решительно проскользнула в мастерскую и закрыла за собой дверь – как будто нырнула в морские волны. Всего один шаг – и я уже внутри. В помещении стоял запах смолы и ладана, и оно казалось очень тесным из-за того, что единственное окно было забито досками, и свет снаружи не проникал, не считая отдельных особо настойчивых лучей бледного лунного света, пробивавшихся сквозь щели. Уже много лет в комнате не убирали – Морин было запрещено появляться здесь со шваброй или тряпкой. Повсюду валялись бумаги, письма и разные рисунки и схемы. Я подошла к письменному столу. На книге для записей были разложены, наподобие кусочков головоломки, кости скелета младенца. Он был таким крошечным, что позвоночник в собранном виде поместился бы на моей ладони. Я редко замерзала, но в этой комнате я почувствовала холод.