Паноптикум

– Тогда, может быть, вы доверяете отцу, потому что вы выросли в одном городе и работали вместе?

– Это все верно, но не имеет ничего общего с моим доверием к твоему отцу. В городе, где мы выросли, один парень перерезал своему брату горло, а другой обокрал родную бабушку, чтобы уехать в Париж. Детство, проведенное в одном и том же городе, ничего не значит. А работа… Со многими из тех, с кем я работал, я бы даже не заговорил, встреть я их на улице. Мулы работают вместе, люди работают вместе. Это тоже не имеет значения. Я верю твоему отцу, потому что он хороший человек и, как всякий хороший человек, он потерпел неудачу. Но знаешь, что я тебе скажу? Он знает, что значит быть человеком.

– И что же это значит? Терпеть неудачи?

Старик расхохотался в бороду, которая побелела за каких-то два месяца, и хлопнул Эдди по спине.

– Это значит уметь прощать, – сказал Вайс. – Как он простил тебя.

Девять Девушка, которая умела летать

ОТЕЦ запер меня в моей комнате. Обнаружив, что ящик-гроб украли, он заявил, что еще никто никогда его так не разочаровывал и не предавал. Он накинулся на меня с обвинениями во дворе, но я свалила вину на возницу, как мы и договаривались. Возможно, я не убедила отца, потому что он, судя по всему, догадывался, что я вышла из-под его контроля. Возможно, он заметил, с какой тоской я смотрела на Эдди, уезжавшего с возницей. Он обманом выудил у меня признание, что я ездила на Манхэттен без его разрешения, – сказал, что якобы следил за мной. Он был лжецом, но умел выпытать правду у других. Когда я, заикаясь, сказала, что ездила туда, так как считала себя обязанной вернуть камеру, оставленную фотографом, отец заорал, что я неисправимая лгунья. У меня на глазах он мгновенно изменился, лицо его исказилось от ярости. Такова моя благодарность за то, что он вырастил меня и заботился обо мне? – спросил он. Я клялась, что ничего страшного не произошло, но он лишь мотал головой. С какой стати он должен верить мне после этого? Откуда он знает, не погубила ли я себя, отдавшись этому ничтожному типу с Манхэттена?

Весь следующий день он не разговаривал со мной, но вечером велел мне выкупаться в холодной воде и вымыться мылом со щелоком. Я выполнила это распоряжение и надела халат, который он повесил в ванной. Он ждал меня в коридоре и повел на первый этаж. Эхиноцереус в гостиной выглядел при вечернем освещении как привидение и к тому же позеленел. Мне он всегда представлялся каким-то пучком палок, но теперь он ожил и, могу поклясться, чуть повернулся ко мне, словно предупреждая о чем-то. Я прожила рядом с ним всю жизнь и ни разу не видела, чтобы он цвел, я считала его совершенно никчемным растением, но все же ухаживала за ним и даже привязалась к нему. Возможно, растения тоже могут испытывать благодарность, помнят и доброту, и причиненное им зло.