Морин взяла мою руку в свои. Теперь, задним числом, я думаю, ей было неприятно, что она не говорит мне всей правды, но она всю жизнь оберегала меня и не хотела посвящать меня в тайны, которые отец мог у меня выведать. Я была без перчаток и импульсивно хотела вырвать руку и спрятать, но Морин крепко держала ее.
– Наверное, я сделала для тебя не все, что могла, – произнесла она печально.
Я стала убеждать ее, что это не так. Она была единственной, кто заботился обо мне практически с самого моего рождения. Это Морин учила меня ходить. Это она сидела у моей постели, когда я в детстве болела, она прикладывала холодный компресс к моему лбу и поила меня с ложечки настоем ромашки, если я была слишком слаба, чтобы пить из чашки. Она побуждала меня учиться читать, в то время как отец говорил, что из-за своего дефекта я не смогу писать. Морин тоже не умела писать, но впоследствии я научила ее читать достаточно хорошо, чтобы понимать письма и кулинарные рецепты. Она говорила, что это великое умение. Я рассказывала ей обо всем, обо всех моих страхах и ночных кошмарах. По крайней мере, раньше. В последнее время я стала держать некоторые свои мысли при себе и признавалась не во всех поступках. Но меня мучила совесть из-за того, что я утаиваю что-то от Морин, – она всегда была так добра ко мне. И вот на этот раз я набралась храбрости и рассказала ей о своих похождениях в Дримленде. Я сказала, что гуляю там в толпе и наблюдаю за танцующими, что называю себя Джейн и что, проходя мимо статуи «Сотворение мира», чувствую себя совсем другим человеком.
Я ожидала, что она рассмеется, ибо она была бунтарем по натуре и терпеть не могла всякие правила и ограничения. Часто, когда мы были одни, она ворчала и жаловалась на отца, высмеивая его строгие манеры и чрезмерную внимательность к деталям, особенно в отношении одежды. Он и вправду был денди и любил кашемир и шелка. Морин безупречно подражала ему, имитируя его произношение и отрывистую манеру говорить. Она так правдоподобно изображала холодный стеклянный взгляд, каким он смотрел, когда гневался, что казалось, будто она действительно испытывает те же чувства. Я думала, она и сейчас изобразит что-то подобное – например, как он отвешивает официальный поклон, приветствуя посетителей. Но вместо этого Морин рассердилась. Она заявила категорическим тоном, что я не должна больше ни разу удирать в Дримленд.