Панкрат. Возвращение в небо

Панкрат провел ночь в клубе «Покер», благополучно пройдя фэйс-контроль с двумя пистолетами за поясом.

Играли за большим круглым столом, покрытым зеленым сукном. В высоких креслах с подголовниками сидело пятеро человек. Напротив Суворина сидел высокий пожилой мужчина, представившийся, как Глеб Анатольевич. Несмотря на отличную выправку и идеально сидящий костюм, его возраст легко было определить по-старчески дрожащим пальцам. Суворин с интересом наблюдал, как он взял из рук услужливого официанта коробок спичек, как чиркал спичкой, разжигая трубку, и как бросил обуглившуюся спичку в пепельницу. Мужчине этому, несмотря на цепкий взгляд его темных глаз, было лет восемьдесят, не меньше.

– Пытаетесь определить мой возраст? – вдруг спросил он, переведя на Суворина задумчивый взгляд.

– Почему вы так решили?

– Вы внимательно наблюдали за моими руками, а потом за тем, как обугливалась спичка.

– Что вы, я это никак не связывал и уж тем более с вашим возрастом, – начал оправдываться Суворин.

– В этом нет ничего такого, что бы вынуждало вас оправдываться, – улыбнулся старик.

– Тогда зачем вы об этом заговорили?

– Хочу прочувствовать человека, с которым собираюсь всю ночь просидеть за этим столом.

– Чтобы выиграть?

– à для этого тоже.

– А для чего же еще?

– Может быть, от одиночества.

Старик улыбнулся, но ответ прозвучал очень серьезно.

«В таком возрасте любой может остаться одиноким, – подумал Панкрат. – К восьмидесяти годам можно пережить даже собственных детей».

– Вы только что подумали, что я всех похоронил? – спросил старик немного ворчливым тоном.

Суворин, снова растерявшись, не нашел сил возражать и утвердительно кивнул головой.

– Что такое одиночество, я почувствовал, когда служил в Афгане. Кабул – удивительный и вместе с тем отвратительный город.

Глеб Анатольевич замолчал. à тишину теперь нарушал только шелест переворачиваемых страниц «Коммерсанта».

– Ничего удивительного, – поддержал его Суворин, заметив, что тот говорит о наболевшем, – две страны, две культуры, каждая со своими чудесами. Это культуры, которые должны существовать обособленно…

– Культура тут ни при чем, – перебил его Глеб Анатольевич. – Просто я из той породы людей, которые не имеют опоры ни в семье, ни в вере, ни в друзьях.

– У вас нет друзей?

– У меня их пятьдесят два.

В глазах Глеба Анатольевича промелькнуло что-то такое, чего Суворин не смог разобрать.

– И все настоящие? – Панкрат начал подозревать, что под маской бесстрастности и достоинства скрывается старый маразматик. Затем его осенило: «Наверное, старик в Афгане потерял свой взвод, а сам чудом остался жив и теперь вот до конца дней мается и проклинает свою жизнь».

– Самые настоящие, – подтвердил тот его мысль, – те, которые будут со мной до последнего часа.

Сказав это, Глеб Анатольевич бросил выразительный взгляд на новую, еще не открытую колоду карт. И Суворин, уже в сотый раз, наверное, в своей жизни, понял, что психолог он хреновый. Старик был просто заядлым игроком. А это та же наркомания. Какие уж тут друзья и родственники!

– Господа! Раз уж речь пошла о покере, не начать ли нам игру? – предложил мужчина, который до этого момента сидел молча, уткнувшись в «Коммерсант». У него было приятное круглое лицо эпикурейца, с коротко подстриженными усиками, пухлыми губами и аккуратным носом.

– Меня зовут Володей, – отрекомендовался он, протягивая Суворину руку через весь стол.

– Панкрат, – Суворин, кивнув, пожал протянутую ему руку.

– Тогда начнем, – засуетился парень лет двадцати пяти с темно-русой роскошной шевелюрой. Он познакомился с Сувориным раньше всех, назвавшись Владиком.

Пятым был афроамериканец, которого звали Сиану и который с трудом говорил по-русски, но в покер, говорили, играл отлично.

– Как на сче-о-от «Belvedere»? – поинтересовался он.

«Belvedere» была очень дорогой водкой. Суворин когда-то пил ее в одном из лондонских клубов. Тогда они выпили шестилитровую бутылку, которая стоила почти полторы тысячи фунтов. Но он утвердительно кивнул, и все сидящие за столом закивали в знак согласия, а «эпикуреец» отложил в сторону газету.

– Как здесь хорошо-о-о! – задумчиво произнес Сиану, сделав хороший глоток, после того как разлили по стаканам водку. – Вот мы зд-е-есь все-е сидим вместье. А быть один – это пытка.

Он произнес слово «пытка» с каким-то особым нажимом. Панкрат молча согласился с ним. Что такое настоящее одиночество, он давно прочувствовал на себе. Ему захотелось сказать Сиану что-то теплое, поддерживающее, но, вспомнив свой «прокол» с Глебом Анатольевичем, он просто предложил начать игру.

Все согласились. Деньги поменяли на фишки, карточные колоды распечатали, и игра началась.