Прошла долгая минута, потом вторая. Суворин наконец перевел взгляд на пузырящуюся воду и судорожно бьющееся тело немца. Затем, не отпуская шеи, вытащил его голову из воды и оттолкнул его от себя. И пока парень, судорожно откашливаясь, катался по земле, смотрел на звездное берлинское небо.
– Ну ты даешь! – наконец выдохнул Апраксин.
– Ненавижу пакостников! – Панкрат опустил голову, и Федор увидел, как на его скулах заиграли желваки.
– А я че-то думал, что на такое только наши русские орлы способны. У меня со школы, с урока истории, еще эта «закладка». Помнишь, когда Зимний взяли и в вазы, имеющие историческую ценность, нагадили?
– Ну что ж ты так о своих-то? – сокрушенно вздохнул Суворин.
– Ну это ж правда!
– Говна везде хватает. Вон и в Германии, – Панкрат кивнул на постепенно оживавшую компанию. – Смотри! Хоть бы один с места сдвинулся, когда я их комрада топил.
– Так вы что, земляки? – парень, валявшийся на земле, перестал отхаркиваться и, приняв позу лежавшего на зеленом лугу в солнечный день человека, перешел с латыни на русский.
– Русские не русские, ты не расслабляйся! – пригрозил ему Суворин. – Помнишь этого парня? – он кивнул головой в сторону Апраксина.
– Нет! – любитель мочиться в фонтаны приподнял голову и бросил на Федора открытый взгляд.
В этот момент что-то случилось с только что неподвижно стоявшими его друзьями. Они вдруг резко развернулись на сто восемьдесят градусов и бросились наутек.
– Тогда кто его вчера на Leipziger strasse избил? – спросил Суворин, провожая исчезающую в темноте компанию ленивым взглядом.
– Ну прям-о-о избил-и-и, – прогундосил парень. – Дали два раз в лоб. А ему хоть бы хны. У него череп, как у горного козла.
– Глядя на таких, как ты, – засмеялся Федор, – я начинаю верить в теорию Дарвина.
– И я за эволюцию! – тут же согласился парень.
– Еще бы, – ухмыльнулся Апраксин. – Ведь ты – прямой дебильный потомок мартышки.
– Теперь сами видите, за что мы ему в лоб дали, – обращаясь к Суворину на «вы», сообщил парень. – Издеваться парень горазд. Вчера спрашиваем его: где здесь вечером потусоваться можно? Обратите внимание, спрашиваем на чистом немецком, культурно, как в колледже учили. А он нам с особым цинизмом отвечает: «Гут морген!»
– Сказать «Доброе утро» – это тебе не в фонтан нассать, – резонно заметил Федор.
– Ну так я ж свою порцию отпил! – возмутился парень.
– А за друзей? – Суворин кивнул головой на Нептуна. – Сам или помочь?
– А сколько? – парень послушно поднялся и направился к фонтану.
– По пригоршне за каждого. Да смотри не сачкуй!
– Ладно, – парень наклонился и, зачерпнув одну за другой три пригоршни, старательно отпил воду.
Потом, искоса взглянув на Суворина, отскочил в сторону и побежал со скоростью, которой мог бы позавидовать любой спринтер.
Федор с Панкратом дружно рассмеялись, затем сели на скамейку и закурили. Народ, все это время тихо наблюдавший за инцидентом, понял, что представление закончено, и начал расходиться.
– Ты суеверный? – вдруг спросил Апраксин.
– Нет.
– А мне вот сон приснился на днях, как будто бы я в аду был.
– Ну и как там?
– Да, в общем-то, ничего страшного.
– А жарко?
– Нет. Только вот тяжело дышать было. Чувствовал, что задыхаюсь. К чему бы это?
– Не к чему, а почему, – поправил Суворин и добавил: – Ты лежал во сне неправильно, может лицом в подушку. Задыхаться начал, вот тебе твое подсознание образно и подсказало, что у тебя проблемы.
– Может, и так, – с сомнением в голосе сказал Федор. – Но вот пара моих приятелей, когда в коме были, такое видели!
– «Что слушать толки нам про ад и рай? Кто видел ад? Вернулся кто из рая?» – процитировал Суворин. – Рубаи Хайяма почитай, – посоветовал он. – А я эти разговоры не люблю. Понял?
Он выпустил изо рта густое облако сигаретного дыма и, подняв глаза, долго смотрел, как оно исчезает в сумраке. Затем заметил:
– Ветра совсем нет. Как в тот вечер.
– В какой вечер?
– Последний вечер, который мы провели вместе, перед тем как убили моих друзей.
– Кто? Зачем?
– Зачем? – переспросил Суворин и замолчал. Потом ответил: – Из-за куска подлого золота.
– А ты знаешь кто?
– Я знаю даже, где он живет.
– Где?
– Wassmannsdorfer Chaussee 21.
– Будешь мстить? – парень скорее констатировал это, чем спросил.
– Мстить не буду. Буду наказывать, – уточнил Суворин.
– Как строго?
– Очень строго. По высшей мере.
– Хочешь покончить с ним?
– Нет. Хочу, чтобы он почувствовал, что такое смерть.
– А как это возможно: почувствовать смерть и не умереть?
– Легко. Но если ты задаешь этот вопрос, то я рад за тебя.
– Почему?
– Потому что если ты не чувствовал смерти, то это значит только одно: она обходит тебя и твоих близких стороной.
– У меня месяц назад пес Фрокус умер, так я неделю не мог слезы унять. Вот это был друг так друг, – вдруг вспомнил Апраксин и спросил: – А какую стадию принятия горя ты сейчас проходишь?
– Злость, – ответил Панкрат.
– Если хочешь, я помогу, – предложил Апраксин и заглянул в глаза Панкрата.
– Хочу, – ответил тот, выпуская очередное облако дыма. – Одному будет сложновато. Эта тварь знает меня в лицо.
– А что за золото? – поинтересовался Федор.