Комиссия по разбору Баварского инцидента, как стали официально называть события, в которых мы принимали участия, больше напоминала трибунал. Ведь разбирала-то она как раз в обстоятельствах расстрела сдающихся бостонцев. Сначала пригласили всех офицеров моего полка, потом ландверьеров, работали с ними почти двенадцать часов. Все это время я просидел на жестком стуле в небольшой приемной перед залом, где заседала комиссия. Мимо меня проходили, отдавая честь, другие офицеры, которых вызывали из существенно более удобно оборудованной общей комнаты. Больше я их уже не видел, значит, в зале, где заседает комиссия, есть вторая дверь. Распространенный психологический эффект. Я знал о нем, но менее действенным он от этого не становился. К тому же, так я не мог встретиться с офицерами и узнать у них, о чем, собственно, расспрашивает комиссия, и сделать на основе их ответов какие-то выводы для себя.
Затем пригласили и меня, но только для того, чтобы сообщить, что на сегодня заседание комиссии завершено и продолжено будет завтра в девять утра.
На следующий день я приехал за десять минут до начала заседания, но в приемной меня уже ждал нервозный лейтенант, сообщивший, что меня, как выяснилось, уже "давно ждут". Я ничего не стал говорить ему, только отдал честь и вошел в зал.
Как и вчера, за длинным столом некими призраками сидели люди в парадной военной форме. Судя по цвету, они были из пехотных и драгунских полков, быть может, кто-то из механизированных войск или артиллерии. Я не мог толком разглядеть их из-за приглушенного света ламп, установленных перед каждым из восьми членов комиссии. О лицах и говорить не приходится.
Перед столом был установлен такой же жесткий и неудобный стул, как в приемной, на который меня и пригласили присесть. Представляться мне члены комиссии посчитали излишним, поэтому я ориентировался только по голосам. Да и они звучали очень уж похоже, видимо, без соответствующей аппаратуры не обошлось.
- Вы - капитан Нефедоров Максимилиан Панкратьевич? - задали мне вопрос. Я очень быстро стал представлять себе всю комиссию как единое сообщество, тем более, что толком понять, кто со мной говорит, я просто не мог.
- Так точно, - ответил я.
- Временно исполняете обязанности командира Пятого Вюртембергского драгунского полка?
- Так точно.
- Приняли командование полком и приданными силами ландвера?
- Так точно.
- Незаконно расстреляли сдающиеся войска Соединенных планет?
- Никак нет.
- А как же тогда понимать ваши действия?
- Я предпринимал действия, направленные на отражение атаки противника на наши позиции.
- Вы не получали сообщения из штаба бригады об окончании войны и сдаче в плен вражеских сил?
- Не получал.
- Радист из штаба бригады сообщил, что передал ее в срок, и что она была получена вашим радистом.
- Я не получал никаких сообщений из штаба бригады.
- Вахмистр Быковский сообщил нам, что радист был убит вражеским снайпером.
- Он докладывал мне об этом.
- Шифрограммы при нем обнаружено не было?
- Тело не обыскивали. Возможно, бланк с ней так и остался у него в кармане формы. - Я решил позволить себе сделать предположение.
- Откуда у вас именной револьвер полковника Техасских рейнджеров?
- Я взял его в качестве военного трофея.
- Из этого револьвера был убит радист?
- Никак нет. Вахмистр Быковский еще не принес его мне.
- Вы намерено просили вахмистра Быковского искать этот револьвер?
- Никак нет. Он сделал это по собственной инициативе.
- Бланк шифрограммы не был обнаружен у радиста.
- Возможно, он счел сведения слишком важными и срочными и хотел передать их на словах, прежде чем вручать официальную шифрограмму на бланке.
- Это - нарушение устава! - Интересно насколько наигранным было возмущение в голосе члена комиссии.
- Радист был ландверьером. - Я сказал это так, будто этот факт все объяснял.
- Вы сообщили офицерам, находящимся в вашем непосредственном подчинении, что скоро будет наступление бостонцев. И предъявляли бланк шифрограммы, якобы из штаба бригады.
- Никаких свидетельств этого факта нет.
- Кроме слов ваших офицеров.
- И моих - против них.
- Вас считают выскочкой в полку. Из-за чего?
- Обстоятельств присвоения мне капитанского чина и перевода из Лейб-гвардии Кексгольмского полка в Пятый Вюртембергский драгунский полк.
- Официально вы подали рапорт о переводе в строевой полк для участия в боевых действиях.
- Есть факты, которые не отражены в моем личном деле, однако, уверен, комиссия знакома с ними.
- И вам нечего добавить к тому, что написано в нем?
Мелькают клинки. Звенят при каждом столкновении, отдаваясь болью в уставшей руке. Шпага с каждой секундой как будто наливается тяжестью., как будто кто-то заливает в рукоятку свинец.
Взмах! Выпад! Отбив! Новый выпад!
Вражеский клинок распарывает форму на плече, но крови нет, значит, схватка продолжается.
Выпад! Выпад! Парирование!
Скрежет стали неприятно режет уши.
Подшаг! Выпад!
Клинок шпаги срезает четверть пышного пшеничного уса и оставляет на широком лице фон Блюхера кровавую отметину.
- Стоп! - взлетает рука секунданта. - Дуэль окончена!
- Так точно.