Панельки

Миша и Киря подходят ко мне совсем близко — они берут меня под руки и ведут прямо к короне. Ноги слушаются едва ли, я почему-то так сильно устал, хотя все это время в реальности я просто сидел. Каждый раз, когда мы играем, это походит на настоящее приключение: мы прячемся в темноте за ширмой и боремся с чем-то, чего нет в обычном мире.

А теперь я выиграл корону.

На мне другая одежда — я скидываю черный тяжелый капюшон с головы и откидываю полы плаща в стороны. Плетеные рукава и спрятанные за поясом ножи — это абсолютно точно костюм какого-то вора из иного измерения, а не на моя привычные футболка и джинсы. В реальности, кстати, мне одеваться сложно, потому что я совершенно не понимаю, как все сочетается.

Ростислав появляется из ниоткуда, и он прекращает свой монолог, чтобы надеть корону мне на голову.

— Считай это обрядом посвящения в следующего мастера. Давно пора. И ты тоже откроешь дверь в ширме для нас.

Тьма похищает всех.

Владивосток

Это история о том, как я научился видеть. Я видел всегда, но по-настоящему — только сейчас. Так сложно поверить чувству, что сейчас сидит внутри — оно абсолютно точно реальное, но я не знаю, как же так вышло, что мир вокруг цветной.

Море у самого края России переливается бирюзой и аквамарином, радостные лучи солнца скользят по волнам — такие мягкие и успокаивающие. В каждом из них запрятано тысячи оттенков самого светлого желтого — я даже не знал, что такое возможно. Я хочу потрогать море пальцами, хочу по привычке ощутить мягкость или вкус, хочу посмотреть чем угодно, но не глазами. Дело совсем не во влаге, а в текстуре этих переливов. Она ребристая, и каждый неровный фрагмент витража моря сверкает по-своему: это совмещение иссиня-черного и небесного, это лазурь и желтый. Волосы спутываются соленым ветром, и я стараюсь поймать его пальцами: подставляю ладони под солнце и капли.

Я хочу съесть море, оно так похоже на шоколад с пузырьками.

Дневное небо тоже ненастоящее, оно притягивающее и, кажется, холодное. Я никогда не думал, что мир на самом деле настолько прекрасен. И тот факт, что я жил здесь все это время, просто не укладывается в голове. Когда я вижу что-то настоящее, все сложные слова и конструкции, которые я так люблю, испаряются. Я просто хочу смотреть.

Меня ждут дома. Я иду через узкие переулки между добродушными панельками: их стены, оказывается, не просто серые: многие созданы из какой-то коричневой и бежевой крошки, посыпаны красными искорками. Они не такие монохромные, как я думал. В окнах видно белый, слегка грязный тюль: уютный. Я давно не был у мамы и Алисы, и, смотря на это, хочется вернуться в родной город.

Зелень все также прячет людей от жары. Она такая насыщенная, даже сочная, и, если я сорву листочек, я уверен, он превратится у меня в руке в травяную лужицу. Хотя может все надумываю — я проснулся со стойким ощущением, что все мои проблемы наконец закончились. Я удивительным образом научился видеть, и знаю наверняка, я перестану падать и каждый раз умирать.

Надо бы маме позвонить.

— Не занята? — Говорю тихо, но радостно, — я просто решил наконец позвонить, а то давно меня не слышно.

— Не занята, конечно! — У мамы голос довольный и немного уставший. По звукам она сейчас тоже где-то на море, как мечтала. Недавно писала, что поехала на юг.

— Как у вас там дела?

— Алиса все гуляет где-то, я уже и не спрашиваю. Сам знаешь, как от нее чего-то добьешься? Я вот сейчас на пляж поехала, — Я угадал. — Вот лежу сейчас, греюсь. Людей сейчас немного, замечательно. Знаешь, я сегодня такую птицу интересную увидела: у нее головка оранжевая. Знаешь, прям как мандарин такой. Представил? Примерно хотя бы. Я потом посмотрела, это королек. Такие еще с желтыми головками есть. Тут вообще птиц много, тебе бы понравилось.

— Я, кстати, видеть начал.

Мама не отвечает. Она молчит несколько секунд и потом неуверенно переспрашивает:

— Полностью?

— Полностью. С утра проснулся и начал видеть. Больше никакого серого. Вот на море сейчас смотрел, на листья, на дома, на людей. — Я чувствую, как по моему лицу непроизвольно расползается улыбка. — Мам, мир такой красивый!

— Мой ты хороший! Боже, как же так? И прямо все-все видишь?

— Каждую мелочь. У меня глаза голубые, да?

— Да, такие же, как у папы, — мама говорит сбивчиво, смеясь.

Я говорю с мамой и плачу. Из сердца как будто выливается грязь — она выходит наружу вместе со слезами. Я наконец-то ощущаю свободу, которая была со мной так редко — когда я держал мишку сестры, когда рушились дома рядом с Другом, когда был в театре совсем рядом с Женей и когда получил корону. Но эти секунды свободы сейчас превратились в мое сокровище — я чувствую физическое облегчение.

Люди вокруг ходят довольные. На их лицах нет улыбок, но я чувствую радость каждого — теплый солнечный день хорош для каждого. И я наконец-то ощущаю это единство со всеми вокруг, я тоже могу наслаждаться каждым днем и каждым цветом, который только увижу. Не это ли счастье?