– Это Золя в Конго! Бакунин в Конго! Катилина в Конго! – Он замолчал в ожидании моего ответа, но, не дождавшись, снова в негодовании набросился на меня: – Вы отдаете себе отчет в том, какой у нас получается портрет английской аристократии? Что мне прикажете делать со всем этим зарядом классовой ненависти? В этих бумажонках я при всем желании не найду ни одного мотива для спасения Гарвея. Да за такие заявления его можно дважды повесить!
– Я не собираюсь никого призывать к восстанию, мне просто хочется написать книгу, – стал защищаться я. – А повествование, которое вы прочитали, – это точная запись событий в изложении Маркуса Гарвея.
– Вы что же, хотите, чтобы я набросился на людей, которые правят Великобританией? Кто, по-вашему, председательствует в английских судах? Робеспьеры?
Я, безусловно, мог промолчать, но не удержался:
– Хочу сказать вам, что я встречался с герцогом Кравером.
Нортон обхватил голову руками. Он проделал это очень медленно: сначала вознес их, а потом возложил на шаровидный купол своего лысого черепа. Я продолжил:
– Но это еще не самое худшее.
Нортон затаил дыхание. Его руки по-прежнему покоились на голове. Я выдержал небольшую паузу, чтобы собраться с духом, и выпалил:
– Мы пришли к джентльменскому соглашению. Он поможет мне собрать материал о походе и уточнить даты в обмен на копии написанных мною глав. Вот уже две недели, как герцог получает заказной почтой фрагменты книги.
– Господи, что за безответственного человека я нанял? – воскликнул Нортон. – Неужели вы так глупы? Кравер нам враг! Им движет одно-единственное желание – отправить Маркуса на виселицу. – Адвокат еще больше разозлился. Он заорал: – Вы с ума сошли! Нет! Извините! Это я сумасшедший! Это я поручил работу другому человеку и выбрал для этого вас! Наемника, который при первой же возможности рассказывает все военные тайны офицеру генерального штаба противника!
Он поднялся со стула и стал бегать взад и вперед по кабинету, заложив одну руку за спину и жестикулируя второй, словно опереточный диктатор. Его обвинения превратились в монолог:
– Вы дикий анархист! Основная масса писателей – это профессиональные подхалимы. А я на свою голову нанял настоящего писаку-террориста!
Никогда раньше при мне адвокат не выходил из себя. Сейчас я видел перед собой совершенно другого человека, незнакомого мне Эдварда Нортона. Страсти в нем кипели. Я понял, что ему, по всей вероятности, было свойственно глубоко прятать самую необузданную сторону своей личности. Полагаю, что в каждодневной жизни он прилагал немалые усилия к тому, чтобы направить свою природную ярость в русло судебной практики. Я тоже поднялся со стула:
– Если вы хотите расторгнуть контракт со мной – пожалуйста. – И направился к двери.
– Томсон!
Я обернулся. Нортон стоял в глубине комнаты навытяжку, плотно сдвинув ноги, – твердый и спокойный. Несмотря на приступ страшной ярости, испытанный им пару минут назад, на его одежде не появилось ни одной морщинки. Он сказал:
– Сядьте.
И сам тоже сел. Он уже взял себя в руки, и его взгляд стал не таким колючим. Передо мной снова был тот бесстрастный и хорошо воспитанный человек, которого я привык видеть:
– Хотите, я открою вам один секрет, Томсон? Мне никогда не нравились спортивные игры, в которые играют командами. Ты можешь быть самым лучшим в мире игроком в крикет, но, если твои товарищи по команде – недотепы, тебе никогда не выиграть матч. Я решил заниматься юриспруденцией в надежде на то, что профессия адвоката позволит мне ни от кого не зависеть и рассчитывать только на себя. Теперь я понимаю, что ошибался. Наша жизнь полна непредвиденных обстоятельств.
– Сожалею, что вас разочаровал.
– Начиная с сегодняшнего дня, будьте любезны ограничиться описанием событий. И помните, что плачу вам я.
– Не могу, – ответил я тут же, не раздумывая, и моя решимость поразила Нортона, как и меня самого. – Я дал слово герцогу Краверу, и, пока я буду записывать историю Маркуса Гарвея в Конго, герцог Кравер будет получать копии моих глав.
Нортон как человек достаточно умный понимал, что мое решение было твердо, как стена. Он по привычке сложил пальцы пирамидкой и хладнокровно анализировал ситуацию, чтобы направить ее в нужное ему русло. Передо мной был не человек, а некая машина, обладавшая разумом. Адвокат не обращал на меня ни малейшего внимания, и я почувствовал себя предметом мебели. В конце концов мне это надоело:
– Если вы предпочитаете предаваться уединенным размышлениям, то я не стану вам мешать.
– Сядьте! – вторично приказал он. – Где мне сейчас найти другого писателя? Теперь уже поздно начинать еще раз с нуля.
– Есть сотни, тысячи писателей получше меня. И любой из них воспользуется возможностью написать такую привлекательную историю. – Я добавил решительно: – Как вы знаете, все они подхалимы и не будут оспаривать вашей стратегии.
Но Эдвард Нортон предпочел пропустить мое язвительное замечание мимо ушей. Он не слушал меня. Он слышал только свой голос: