Пандора

«О, Мариус, если бы я только могла крепко прижаться к тебе и отдохнуть! Если бы я только могла отдаться на твое покровительство. Но ты же меня отталкиваешь! Ты не обещаешь охранять меня, ты предписываешь мне бежать, скитаться, переживать новые кошмары, обрекаешь на новые тайны и отчаяние. Нет, я не могу! – Я отвернулась от его ласк. Я чувствовала, что он целует мои волосы. – Не говори, что я больше тебя не увижу! Неужели ты думаешь, что в довершение ко всему остальному я смогу вынести и это? Я здесь совсем одна – и кого же я встречаю? Того, кто оставил в моем детском сердце такой отпечаток, что мне до сих пор отчетливо видны все детали, как на монете превосходной чеканки. А ты говоришь, что мы больше не увидимся, что мне нужно уехать!»

Я повернулась к нему.

В его глазах читалось вожделение. Но он взял себя в руки. Тихим голосом, с улыбкой на губах он признался:

«Как же я восхищался твоей беседой с легатом! Я уж думал, вы вдвоем спланируете полное покорение германских племен. – Он вздохнул. – Ты должна обрести хорошую жизнь, богатую жизнь, жизнь, питающую и душу, и тело».

К его лицу прилила краска. Он посмотрел на меня, на мою грудь, на бедра, на лицо. Он стыдился своего чувства и пытался его скрыть. Вожделение…

«Ты все еще мужчина?» – спросила я.

Он не ответил. Но его лицо застыло.

«Ты никогда до конца не поймешь, кто я такой!»

«Да, но не мужчина! Я права? Не мужчина».

«Пандора, ты намеренно надо мной насмехаешься. Почему? Зачем тебе это?»

«Это превращение, допуск к тем, кто пьет кровь; оно не добавило к твоему росту ни дюйма. А в других местах хоть дюйм прибавился?»

«Пожалуйста, прекрати», – взмолился он.

«Захоти меня, Мариус. Скажи, что хочешь. Это видно. Подтверди словами. Что тебе стоит?»

«Ты меня до бешенства доводишь! – сказал он. Его лицо покраснело от гнева, он так плотно сжал губы, что они побелели. – Благодари богов, что не хочу! Не настолько, чтобы предать любовь ради краткого кровавого экстаза».

«А люди из храма – ведь они не знают, кто ты на самом деле?»

«Нет!»

«И ты не откроешь мне свое сердце?»

«Никогда. Ты меня забудешь, сны померкнут. Держу пари, что сам заставлю их померкнуть, своими молитвами. Так я и сделаю».

«Что за благочестивая политика! – сказала я. – И что даровало тебе такие милости древней Изиды, которая пила кровь и называлась Источником?»

«Не говори так – это чистейшей воды ложь. Ты же не можешь быть уверена, что царица в твоем сне – это Изида. Что ты узнала из этих страшных снов? Сама подумай. Ты узнала, что царица была пленницей богов, которые пили кровь, что она вынесла им приговор. В них жило зло. Подумай. Вспомни сон. Ты сочла их порочными, порочными тогда, и порочными же считаешь сейчас. В храме ты уловила запах зла. Я знаю. Я наблюдал за тобой».

«Да. Но в тебе зла нет, Мариус, – и не пытайся доказать мне обратное! У тебя тело как мрамор, ты пьешь кровь, но как бог – не от зла!»

Он собирался возразить, но снова остановился. Он искоса посмотрел в окно. Потом медленно повернул голову и обвел взглядом крышу перистиля.

«Что – рассвет, – спросила я, – лучи Амон-Ра?»

«Никогда не встречал человека с такой способностью сводить с ума! – сказал он. – Если бы я на тебе женился, ты быстро бы отправила меня в могилу. И избавила бы меня от этого».

«От чего „этого“?»

Он подозвал Флавия, который все время держался неподалеку и все слышал.

«Флавий, я уже ухожу, – сказал он. – Приходится. Но ты ее охраняй. Когда сгустится ночь, я появлюсь снова, как только смогу. Если вдруг кто-то опередит меня, какой-нибудь страшный на вид противник, весь в шрамах, бей мечом в голову. В голову, запомнил? И, конечно, не сомневаюсь, что твоя госпожа сама сумеет себя защитить».

«Да, господин. Мы должны уезжать из Антиохии?» «Думай что говоришь, мой верный грек, – сказала я. – Я здесь хозяйка. Мы никуда не уезжаем».

«Постарайся убедить ее собраться», – попросил Флавия Мариус и посмотрел на меня.

Наступила долгая пауза. Я поняла, что он читает мои мысли. Меня пробрала дрожь, как от приближения сна. Я увидела, что его глаза прояснились. В лице что-то оживилось. Полная ужаса, я стряхнула с себя сон. Испытывать ужас не по мне.

«Все между собой связано, – пробормотала я, – сны, храм, то, что ты здесь, то, что они позвали тебя на помощь. Кто ты такой, белый бог, посланный на землю охотиться за темными убийцами? А царица жива?»

«О, как жаль, что я не такой бог! – сказал он. – Я стал бы им, если бы мог. В одном я уверен – больше не будут создавать тех, кто пьет кровь. Пусть кладут цветы на алтарь у базальтовой статуи!»

Я почувствовала такой прилив любви, что неожиданно сама к нему подбежала.

«Возьми меня с собой, куда бы ты ни шел!»

«Не могу!» – ответил он. Он моргнул, как будто у него заболели глаза, и не поднимал головы.

«Утренний свет, да? Ты такой же, как они».

«Пандора, когда я приду к тебе, будь готова оставить этот дом!» – И с этими словами Мариус исчез.

Исчез – и все. Его больше не было ни в моих объятиях, ни в гостиной, ни в доме.