Pandemonium Трип

Лурифракулус предпочитал появляться в образе, граничащем между вызывающей оторопь испорченностью и необъяснимой, называемой среди людей культовой, привлекательностью. Это был странно красивый, высокий юноша в дешёвых джинсах и голубой рубашке, надетой на голое тело и расстёгнутой на все пуговицы. Обут он был в странные, кажущиеся давным-давно стоптанными, коричневые сандалии. Избранная им внешность была мечтой, как для мужчин, так и для женщин. Одни мечтали этим владеть, а другие – обладать. Лурифракулуса страшно раздражало такое положение дел, поэтому он решил идти срединным путём, сохраняя себя таким, каким ему нравилось быть, но при этом, внеся в облик некоторые коррективы, призванные оттолкнуть тех, чьё внимание в его сторону было крайне нежелательным. Жёлто-зелёные, подобно пожухлой траве, глаза с поволокой, в которых читалось: «Я увидел больше, чем того хотел и теперь готов за это отомстить тому, кому посчитаю нужным». Тёмные лохматые волосы длиною до плеч с рваной чёлкой, наперекор моде и современной эстетике. Глубокий синюшный шрам, рассекающий лицо наполовину, тем самым, проводя чёткий раздел между миловидностью и пороком. Задумка с очевидным изъяном во внешности должна была вызывать отвращение со стороны определённой категории людей, которые всегда испытывали по отношению к нему какое-то особое влечение и не упускали возможности открыто и настойчиво его домогаться. Ярким довершением всего вышеупомянутого были ногти на его руках – длинные и острые, как у хищного животного. Так выражался его протест против необходимости всецело сливаться с образом человека.

Самым ненавистным для него было условие разговаривать с Туфоном и другими духами на языке людей, иначе они не могли слышать друг друга. В наказание за своеволие, он потерял бы голос. Этот мир не должен был узнать о сокровенных источниках их мира, а язык являлся одним из главных источников их существования. Находясь среди людей, духи несли тяжёлое испытание обязанностью облачаться в человеческую сущность, а свою собственную жестоко подавлять во избежание конфликтов и любых неприятностей, способных внести дисбаланс в общую историю. Лурифракулус долго и упорно боролся с данной условностью, но то и дело, его бунт неизменно заканчивался одним и тем же: практически всё время он оставался немым, досрочно прекращая возложенную на него миссию. На этот раз, он решил прогнуться и принять ненавистные правила, в надежде, что если ему удастся выполнить необходимые задачи и добиться поставленной цели, в будущем, его больше не будут отправлять к людям.

– Ты не мог бы перестать?! – обратился он к Туфону, даже не пытаясь усмирить собственный гнев.

– Перестать что? – спокойно ответил Туфон, даже не пытаясь обижаться.

– Раздражать меня! Почему ты выбрал этого доходягу?! Почему идёшь с такой улыбкой?! Тебе радостно блять?!

Не желая выслушивать упрёки в свой адрес, Туфон остановился, резко ударил ладонями по собственным ушам, улыбнулся, явно испытывая облегчение, и окинул своим особенным взглядом старого партнёра по новому общему делу.

– Я так и знал, что рядом со мной будешь ты и твоё паршивое настроение, Лури. – громко, но не переходя в крик, ответил он. – Теперь твой голос будет сливаться с прекрасной тишиной, и я смогу насладиться остатком пути, созерцая пространство, в котором мы гости.

– Сука! – закричал Лурифракулус так сильно, как только мог.

Немного остыв, он прибегнул к несправедливо позабытому им навыку чуда, для которого наступил самый подходящий момент. Так, без применения заклинаний и магических манипуляций, словно он просто перешёл из одной комнаты в другую, Лурифракулус оказался посреди городской улицы, недалеко от места, где они с Туфоном должны были начать свою миссию.

В черте города он чувствовал себя так же отвратительно. Там, его терзали признаки чуждого его нутру существования: шум автомобилей, хаотично разросшиеся микрорайоны с мрачными домами, практически в каждом из которых были настежь открытые окна, откуда доносились разнообразные музыкальные ритмы. Вокруг него роился бесконечный поток прохожих, оставляющих после себя гадкие ощущения от случайных прикосновений, криков и громкого смеха. Он попал в сущий ад.

Туфон не страдал той предвзятостью, что заставляла его партнёра испытывать сильнейшие страдания во время каждого прихода в мир людей. Ему нравилось многое из того, что он видел и успел познать. Ему не нравились ни сами люди, ни то, что они создают либо творят. Мир людей без людей доставлял ему какое-то особое удовольствие. Он любовался ясным небом, отмечая каждую фигурку случайного облачка, и с удовольствием принимал тепло, исходящее от Солнца. Он любовался хмурыми тучами и просто обожал проливные дожди. Он любовался звёздным небом, зная как никто другой, что скрывает в своей тьме бесконечность, до которой, казалось бы, можно достать, просто вытянув руку. Природа всегда вызывала в нём живой интерес к процессам жизни и смерти. Он искренне восторгался разнообразием и устройством мира людей без людей.