Pandemonium Трип

Один из таких пацанов в шутку предложил свои варианты ругательных прозвищ, которые Кассий сразу же подхватил, относясь к жесту первого в его жизни авторитета более чем серьёзно. Так, Кассий и Адам стали Мазафакером и Коксакером.

Без обсуждений, Кассий закрепил за собой «Мазафакера» – в фильмах плохие парни то и дело так называли друг друга. Всё совпало. Это была его маленькая победа.

Кличка Адама отпала сразу же, поскольку Кассий испытывал врождённые трудности в произношении букв «с» и «р», чего сильно стеснялся, а остальным было всё равно, как и кого называть. Сохранить своё имя в таком обществе – тоже победа. Мазафакер остался Мазафакером навсегда, а его подлинное имя редко произносилось даже в стенах собственного дома.

Опасные пацаны относились к банде из центра, носившей название «Underground». Они собирались и проводили всё свободное от разборок время в старых подвалах, оставленных предками их дедов и прадедов. Сеть подвалов простиралась по всему центру Фундуса, и едва ли не у каждого дома располагался вход туда, где порядочным людям не находилось места. Это было огромное холодное пространство тьмы, смрада и отборной матерщины, постоянно доносящейся эхом из разных уголков, но их брань оказалась пустой, не имеющей логики и никогда не соответствовала актуальной теме, да и самому смыслу. Мат, как средство беспредметной коммуникации, вносил яркое дополнение к образам тех, кто не нуждались в представлениях. Ещё одним характерным штрихом, отличающим стиль их общения, стали три слова, которые они постоянно применяли во время разговора. В каждом предложении обязательно звучало: «чё», «типа» и «касаемо». Как и в случае с андеровской матерщиной, прелесть подобных ключевых слов могли оценить только сами андеры.

Власть андеров в подпольных кругах, агрессивно набирала обороты. Их убежище стало своеобразным брендом, на который покупались все, кому не хотелось спокойной жизни. Там можно было раздобыть наркотики. Там можно было заказать головорезов. Там можно было спрятать то, от чего хотелось избавиться навсегда.

Андер всегда носил при себе личный нож и фонарик. Если в подвалах оказывались пацаны со спичками, зажигалками и даже факелами – считалось, что это залётные враги из других районов, которых нельзя было выпускать на свет целыми и невредимыми. В качестве послания тем, кто намеревался нарушать границы их территорий, андеры оставляли на едва живых телах врагов свою символику, орудуя имеющимися при себе ножами.

Мазафакер добыл для себя и Адама право считаться андерами, как только ему удалось заманить нужного врага в подвалы. Это был старший пацан из северных, который любил использовать ровесников Мазафакера и Адама в качестве бегунков. Втереться к нему в доверие оказалось несложно – он всегда был «под кайфом» и не проверял малолеток на лояльность. Когда новый бегунок начал пропадать с дозами, не принося утверждённую выручку в полном объёме, старший решил показать, как он умеет разбираться с теми, кто потеряли страх, но Мазафакер был из тех, кто потеряли всё, и такие люди несли серьёзную угрозу. Так, устроив отчаянную погоню, старший из северных попал в западню.

Получив свои ножи и фонарики, Мазафакер и Адам стали свидетелями первой в их жизни расправы над человеком. Северного жестоко избили и вырезали на его груди метку – этот символ был набит на руках у всех андеров. Такая же «грязно» набитая наколка, появилась и у Мазафакера. Он же вынудил Адама протянуть свою руку «торчку-живописцу», в чьем распоряжении были иголка, чернила и беспринципность.

В один из смутных дней, когда выпадала их очередь нести свою службу, проходя мимо того места, где ещё совсем недавно существовало его обычное детство, Адам увидел одиноко сидящую Рому. Опустив голову вниз, она плакала. Рома никогда не была такой печальной, и Адаму внезапно стало страшно оттого, что открылось его взору, и к чему он оказался не готов. Нехотя вытирая каждую появляющуюся на её щеках слезинку, Рома останавливала свои руки прямо перед глазами, после чего нервно прятала их в карманы и начинала плакать ещё сильнее. Это повторялось снова и снова. Адам наблюдал за ней со стороны, не понимая, как он должен поступить.

Вытирая очередные слезинки, Рома случайно встретилась с ним взглядом и на её заплаканном лице сразу же появилась улыбка. От этого Адаму стало ещё страшнее. Страх превращал его в маленькое ничтожество – прячущееся, убегающее и предающее. Предающее, в первую очередь, то хорошее, что было в нём самом.