Пандемоний

Я осторожно отнял салфетку ото рта и принялся изучать ярко-красное пятно. Разбитая губа по-прежнему саднила. Я смотрел на О'Коннел до тех пор, пока она не опустила руку.

— Похоже, в отношении вас Тоби ошибся.

— Кто? — спросила потрясенная Луиза.

— Как там его, Шугарат, кажется? Гигантских размеров парень, который плавает по озеру.

— Тоби с вами разговаривал? — не поверила Луиза.

— Тоби не любит разговаривать с людьми, — добавила Мариэтта О'Коннел.

— Тем не менее со мной он поболтал. Славный парень. Жаль, что он не подсказал мне, как найти к вам подход. — Чувствуя, как из губы сочится теплая струйка крови, я плотнее прижал к ней салфетку. — По его словам, вы непременно поможете мне. Мол, если кто и поможет, то только вы.

— Я больше этим не занимаюсь, — заявила О'Коннел.

Луиза выжидающе поглядывала то на меня, то на Мариэтту.

* * *

Мы подождали «тойоту» матери Мариэтты на шоссе. Серые пятна грунтовки покрывали ее некогда голубой пикап как сыпь некоего жуткого тропического заболевания. В нескольких милях севернее мотеля О'Коннел свернула на разбитый проселок. Ощущение такое, будто эта грунтовая дорога побывала под обстрелом артиллерии. В отдельных местах выбоины были глубже, чем позволяла проехать подвеска «ауди». Лью приходилось отчаянно маневрировать, чтобы не угодить в очередную колдобину.

Мариэтта О'Коннел мгновенно оставила нас позади, и когда мы в следующий раз увидели ее пикап, тот стоял на каком-то грязноватом пустыре. С одной его стороны виднелся крутой обрыв, внизу раскинулся городок Гармония-Лейк. На другой стороне пустыря высилось нагромождение приземистых обветшавших сооружений. Возможно, это даже был целый комплекс строений. В центре находилось нечто вроде старого трейлера, который со временем оброс несколькими новыми комнатками, парой крылечек, верандой, двумя сараями без фасадной стенки и многочисленными навесами из дранки, фанеры и ржавого листового металла. Крытые проходы — зеленая пластиковая крыша и корявый пол из кривой вагонки — соединяли трейлер со сложенной из плексигласа теплицей и двумя гаражами. Дверь одного гаража была открыта, на полу лежала старая лодка-понтон, заваленная до самого потолка всевозможным железным хламом.

Мы с Лью осторожно прошли по грязной тропинке и приблизились к крыльцу. Дверь для нас оставили открытой. Рядом с дверным косяком висела коряга-кальмар, такая же, как и в мотеле. Стена под ней была покрыта какими-то пятнами. Веранда сверкала от рыбьей чешуи, как будто хозяйка дома вывалила на нее весь дневной улов. Во взгляде Лью я прочитал ужас.

Я постучал по дверному косяку, чтобы привлечь внимание, и увидел, что О'Коннел расхаживает по комнате.

— Снимайте обувь и проходите! — крикнула она.

— Что это за деревянные скульптуры, народное творчество? — поинтересовался я. — В мотеле я их тоже видел.

Мариэтта не ответила. Передняя комната была вытянутой, с низким потолком. Деревянные стены металлическими уголками крепились к боку трейлера. Вдоль них тянулись почти до самого потолка полки с книгами. Свободное от книг пространство занимали две массивные звуковые колонки. Точно такие у меня были, когда я учился в школе. Здесь же стоял миниатюрный дешевенький электроорган — их обычно покупают для десятилетних детишек, которые только начинают учиться музыке. Я заметил также помещенную в рамку фотографию папы римского. Самый большой просвет между книжными полками занимала кирпичная платформа, на которой стояла чугунная печка. Книги хранились подальше от печки и большой трубы, выведенной наружу через потолок. Впечатление было такое, будто в любое мгновение это убогое жилище может загореться к чертовой бабушке.

Вокруг печки были расставлены четыре старых, но уютных на вид кресла, обтянутых коричнево-оранжевой тканью. На полу ковер, купленный, пожалуй, году в 1974-м. Лью принюхался и, уловив запах пыли, потер кончик носа. Мебельные клещи, а их здесь наверняка целая армия, наверное, уже в предвкушении щелкали челюстями.

Меня почему-то привлекла фотография понтифика, и я, чтобы лучше разглядеть ее, подошел ближе. Это был папа Иоанн Павел II. Снимок когда-то порвали на мелкие клочки, а затем аккуратно склеили снова.

Мариэтта вышла через похожую на люк дверь в боку трейлера. Я почему-то ожидал, что хозяйка предложит нам чаю, однако в руках у нее была лишь пачка сигарет. Куртку она сняла. На ней была выцветшая черная футболка с надписью «Тонтон-макут». Наверное, название группы, о которой я не слыхивал. На шее я заметил серебряный крестик.

Я впервые видел мать Мариэтту без просторной сутаны или подобного одеяния, скрывавшего ее истинные формы. Никак не удавалось определить ее возраст. Тридцать пять? Сорок два? Она была невысока и довольно миниатюрного телосложения. Впрочем, грудь у Мариэтты имелась.

— Садитесь, — предложила она.