Пандемия

Он взял чашку остывшего кофе, сжал ее в ладонях. Взгляд его блуждал по черной жидкости, как будто он искал там ответов какого-то оракула.

– Мы не стремимся жить лучше или хуже других. Мы хотим просто нормальной жизни, немного счастья время от времени. Видеть, как растут наши дети, и не бояться за их жизнь.

Он пригубил кофе.

– Потом я поеду в Польшу. Так надо.

– В Польшу?

– Там Человек-птица истребил семью, которую ты видела на снимках. Я полечу самолетом, встречусь с офицером полиции, который вел это дело, получу информацию и вернусь. Польша совсем рядом, это на день-два максимум.

Люси вцепилась в его правую руку:

– Не надо, пусть пошлют кого-нибудь другого, черт побери!

Шарко посмотрел на своих близнецов. Адриен… Жюль… О господи, как ему хотелось вырваться отсюда и увезти их подальше, куда-нибудь, где они могли бы все вчетвером слушать морской прибой, смотреть на волны.

– Кого другого? Тебя? Николя? Я хочу поехать, Люси. Я это делаю ради наших детей. Ради Николя. Ради…

Он ничего больше не сказал, но Люси знала, о ком он думает. О своей жене и маленькой дочке, загубленных так давно. О Кларе, о Жюльетте, дочках Люси. Убитых. Обо всех дорогих ему существах, унесенных чьим-то зверством. Люси знала, что ни к чему спорить, бороться с этой силой, побуждавшей Шарко идти до самого конца. Она была такой же, как он.

И она погладила его по затылку, успев сказать, прежде чем появилась Мари:

– Делай что нужно. Я знаю, что ты скоро к нам вернешься.

73

На этот раз каждый шаг, приближавший Франка к залу вскрытий, был пыткой. Он механически шагал вслед за Бертраном Казю, в то время как каждая клеточка его мозга повелевала развернуться и уйти, чтобы ноги его никогда больше не было в этом окаянном месте.

Он помедлил несколько секунд перед дверью тамбура. Надо ли пересечь рубеж еще раз? Вынести худшее в надежде, что однажды свершится правосудие? Бертран придержал створку, глядя на него.

– Я могу сделать это один.

Шарко покачал головой и вошел.

Шене уже начал без них, хотя по процедуре офицерам криминальной полиции полагалось присутствовать от начала до конца. Он, видимо, хотел избавить их от первых, самых страшных этапов вскрытия. Трое мужчин молча переглянулись, потом Франк подошел ближе, сжав губы, свесив руки вдоль тела. Ему было страшно холодно.

Лицо Шене оставалось бесстрастным. Он продолжал работу методично, сохраняя необходимую дистанцию, чтобы не задействовать эмоции. В теле на холодном столе уже не осталось ничего человеческого, но Шарко еще слышал смех Камиль. И крики Николя. Новые звуки и образы, которые будут преследовать его ночами.

Он вздрогнул и скрестил руки, а Шене тем временем начал объяснять:

– Когда я пришел в подземелье около часа ночи, трупное окоченение уже наступило на уровне затылка и жевательных мышц и начало распространяться на все тело. Зафиксированный таким образом процесс вкупе с измерением температуры тела позволяет с достаточной точностью установить время смерти. Субъект скончался вчера вечером около девятнадцати или двадцати часов.

Шарко заставил себя думать, это было необходимо. Он вспомнил небольшое опоздание Человека в черном на связь с хакером. Убрал ли он Камиль прямо перед этим? Участвовал ли в этой гнусной мизансцене?

– Он знал, – сказал Казю. – Этот подонок Человек в черном знал, что она мертва, когда общался с нами.

– Она… умерла там? – спросил Франк.

– Да. Синюшность кожных покровов на спине совпадает с местами соприкосновения с рельсом, к которому она была привязана. Все произошло в подземелье.

Франк вспомнил кусок рельса в два метра высотой, прислоненный, как лестница, к стене в глубине зала. Запястья и лодыжки Камиль были примотаны к нему серым скотчем, им же был заклеен ее рот.

Шене показывал на разные части тела:

– Следы когтей наличествуют повсюду, но роковых повреждений на этот раз нет. Я полагаю, что он не хотел убивать ее сразу и длил пытку.

Он показал куски ткани, лежавшие на краю раковины:

– Я нашел эти две тряпки у нее во рту, помимо скотча. Вряд ли кто-нибудь мог услышать ее крики в этих карьерах, но они тем не менее были осторожны. Она откусила себе язык…

Франк искал в самой глубине своей души силы слушать, впитывать безжалостные слова, описывавшие муки Камиль. Женщины, на месте которой могла бы быть Люси или жена Шене. Полной жизни, еще несколько дней назад смеявшейся, шутившей, строившей планы. Это пало на Николя, потому что он возглавлял группу, потому что помешал им совершить последние гнусности в предыдущем деле.

– Продолжай.

Шене указал на грудную клетку:

– Грудь вскрыли чисто, у них, очевидно, была грудная пила или подобный хирургический инструмент. Это хорошо видно. – Он раздвинул края плоти. – Полые вены, легочные вены, легочная артерия и аорта были аккуратно перерезаны, как при… настоящем изъятии органов. Это ближе к медицинскому акту, чем к бойне.