– Да, через Darknet. Опять и снова Darknet. Это невидимая паутина, в которой любой чувствует себя в безопасности. Полная дематериализация криминала. Каждое звено цепи думает, что не делает ничего плохого. Речь ведь даже не идет о должностном преступлении. Они берут мазки из ноздрей, посылают их по почте. Ничего преступного на первый взгляд. Но если сложить все детали…
Николя взял маркер:
– Теперь у нас есть более полное представление об их организации. Я попробую обобщить.
Он набросал на белой доске схему, упорядочив на ней информацию. На вершине дерева – Человек в черном, манипулирующий людьми, которые в большинстве своем друг друга не знали, но работали вместе, распространяли Зло и ткали дьявольскую паутину. Там были Эрве Кремье, хакер, польский врач, Северина Карайоль, Человек-птица, получатели посылок…
– Мы здорово разворошили муравейник, но осталось двое худших. Человек в черном и Человек-птица. Что мы в точности знаем о каждом из них? Подведем итог. Сначала Человек-птица…
Голоса зазвучали наперебой.
– Крепкий, довольно молодой на первый взгляд. Перевернутые распятия, цепи, выкрашенные в цвета всадников Апокалипсиса, говорят о том, что он верит в дьявола и тому подобную чушь.
– Он знает канализацию, возможно, работает там.
– У нас есть список из трехсот пятидесяти человек, над которым трудятся пятеро полицейских. Пока поиски мало что дают. Коллеги выделили в первую очередь определенные профили: холостяков, тех, кто отсутствовал в последнее время. Они учли также географический аспект, близость к Медону. Они просматривают рабочие графики, будут задавать вопросы непосредственно в парижской мэрии…
Николя посмотрел на доску и задумался.
– Надо непременно найти информацию о процессе, возбужденном против Эрве Кремье парижской мэрией. В результате этого процесса его исключили. Возможно, там мы найдем ответ.
– Я думаю, эти документы есть в ящиках, – отозвался Жак. – Займусь этим в течение часа.
Шарко смотрел на схему, особенно на клеточку Человека в черном. Потом он перечитал свои записи.
– Профиль Человека в черном вырисовывается. Во-первых, физически: лет шестидесяти, черные глаза, седеющие волосы, рост около метра восьмидесяти. Одет в черный костюм и шляпу того же цвета. Вместе с расплывчатой фотографией, сделанной в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году перед испанской клиникой, это единственные физические данные, которыми мы располагаем. В профессиональном плане – поляк полагает, что он тоже врач или, во всяком случае, тесно связан с медицинской средой.
Шарко пропустил часть, описывающую убийство Камиль и хирургические подробности. Все было в отчете судмедэксперта, который вскоре предстояло прочесть Николя. Франк откашлялся и продолжил:
– Он сведущ во многих областях науки. Химия, вирусология, атом… Евгенические идеи, чистота рас…
Он полистал страницы своего блокнота.
– Пьер Фулон, один из худших серийных убийц, шесть лет находящийся в тюрьме Сен-Мартен-де-Ре, приговоренный к пожизненному заключению, слышал о Человеке в черном, находясь в своей камере[27]. Один аргентинский журналист видел его в восьмидесятых годах у дверей клиники по пересадке органов в Корриентесе, в Аргентине. Есть также подозрения, что он был замешан в чудовищном деле, которое мы раскрыли в России, досье Атомка[28]. Это было в две тысячи одиннадцатом. А сегодня, в две тысячи тринадцатом, вирусы. Каждый раз непомерные ужасы. Драмы, трафик органов, когда людей похищают, убивают. Сложно организованные крупномасштабные преступные сети. Глубинное неуважение к человеку.
Шарко ткнул пальцем в фотографии письма на коже:
–
– Он употребляет слово «негритята», – добавил Бертран Казю. – Негритята должны означать африканское население.
– Африка…
Четверо мужчин обменивались информацией. С каждым словом Шарко вносил уточнения в профиль. Николя смотрел на доску, на сложную организацию, которую Человек в черном сумел создать на французской территории.
– Замешаны ученые, задействованы большие деньги. И это по всему миру все эти годы. Как Человек в черном ухитряется совращать с пути истинного всех этих людей из разных краев, таких далеких друг от друга? Как он мог оказаться в Аргентине в самую пору диктатуры? В российской глубинке? В Испании? Для въезда в эти страны требуются разрешения, визы. Он как будто невидимка, он как будто все самое порочное, самое извращенное в каждом из нас. Просто силуэт, обобщающий наши идеи, наши самые глубокие пороки, исчезающий, стоит подойти к нему поближе.
Шарко помахал своим блокнотом.
– Вот только он реально существует. Он такой же человек, как ты и я. И у него тоже есть слабости.
– Слабости? Сколько лет мы их искали, эти слабости?
– Они есть. Это главное.