Сам он связывал свои материальные и прочие проблемы с тем, что, в отличие от большинства диссидентов, перебравшихся на Запад, не стал огульно поливать Советский Союз и, постепенно ознакомившись с жизнью "свободного общества", стал потихоньку критиковать и тамошние порядки. Давить на него не стали, но и помогать прекратили - живи сам, как хочешь, ты ж теперь свободен. Ясно, что немолодому философу устроиться в новой жизни было непросто.
Приехал в Россию Зиновьев, связавшись с тоже уже покойным философом и старым диссидентом (в то время обозревателем газеты "Правда пять") Феликсом Белелюбским. И обнаружил, что его в России никто не помнит и не знает. 20 лет прошло. Забыли.
Феликс Борисович обратился ко мне (я тогда исполнял обязанности заместителя главного редактора) - лично Зиновьева я, конечно, знать не мог, но хотя бы имел представление, кто это такой. Перво-наперво мы отправили за Зиновьевым в аэропорт "Шереметьево" редакционный автомобиль, встретили мало-мальски пристойно. Ф.Белелюбский подготовил для газеты большое интервью, которое было немедленно поставлено в номер.
В тот же вечер я провел с Зиновьевым часовое интервью на радио "Резонанс", а в ночном прямом эфире на Ren-TV с ним встретился В.Кондрашов.
Так Зиновьев вернулся на родину.
Слава богу, в последующие годы А.Зиновьев имел возможность общаться с широкой публикой, был замечен большой прессой. Правда, с запозданием на 20 лет, и эти годы не получилось компенсировать повышенным влиянием к этой большой личности на ее закате. Конечно, на восьмом десятке очень непросто восполнить то, чего был лишен на шестом и седьмом, в самом творческом расцвете. Больше мы с ним практически не общались, если не считать одновременного участия в каких-то круглых столах и т.п. Не было ни повода, ни особенной какой-то необходимости.
Анатолий Баранов