–
–
–
Жужжание пчел и щебет птиц смолкли, когда в мире открылась дыра. Мерцающая радужная оболочка хаотических энергий вспыхнула вращающейся гармонией, извергла два силуэта, а затем захлопнулась, прежде чем исчезнуть, как будто ее никогда и не было.
Птицы возобновили свое пение. Пчелы летели к новым цветам.
Силуэты распались на две фигуры: стоящая женщина и распростертый мужчина, парящий в воздухе. Женщина была высокой и красивой, ванэ до кончиков пальцев, с длинными голубыми волосами и с кожей, словно присыпанной серебряной пылью. Мужчина был темнее, его рост угадать было трудно, но он в некотором роде соответствовал своей спутнице: был одет в голубое, того же оттенка, что и его глаза и ее волосы. Женщина подняла руку, указывая на лианы и старые камни, прислоненные к стволу огромного небесного дерева Манола.
Они находились на окраине джунглей, там, где теплые золотисто-зеленые лучи солнца все еще падали на землю. Дальше не было бы никакого света, небо закрывал полог растений, но здесь мир существовал в счастливом пении птиц и обезьяньих криках, в запахе суглинистой земли, сладких орхидей и разложения. Дальше была расположена защита от открытия врат, подобных тем, которые только что создала Хаэриэль, но этот маленький карман выходил за пределы барьерных роз.
– Здесь все еще есть убежище, – сказала Хаэриэль своему спутнику. – Какое счастье для нас.
Терин Де Мон не мог пошевелиться и уж точно не мог ответить. Остекленелый и одурманенный взгляд его ярко-голубых, широко распахнутых глаз был расфокусирован.
Хаэриэль вновь взмахнула рукой, и лианы джунглей раздвинулись, открывая дверь, аккуратно спрятанную за лиственным занавесом. Она подошла, положила руку на поверхность и немного подождала.
Слабый
Хаэриэль вошла внутрь, Терин заплыл вслед за нею. Дверь закрылась.
Убежище состояло из нескольких комнат неправильной формы, спрятанных под корнями огромного небесного дерева. Высокий человек или обычный ванэ без труда мог стоять здесь. Хаэриэль указала на расположенную в боковой комнате низкую кровать. Тело Терина проплыло к ней и замерло. Мужчина не шевелился, лишь дышал.
Хаэриэль опустилась в кресло и впервые позволила себе расслабиться, дав себе возможность выглядеть столь же усталой и измученной, какой она себя чувствовала. Она долго смотрела на свои руки – воздух оставался неподвижным, прохладным и тихим. А руки уже двадцать пять лет были не похожи на ее собственные.
Вероятно, потому, что они и не были ее.
Это были руки убийцы.
Что ж. Она продолжила эту традицию, не так ли?[56]
Дрожь пробежала по ее телу, когда она вспомнила членов Королевского дома Куура, погибших от ее рук. Она прогнала эти мысли из головы, как грызущих ее демонов вины, но этих демонов было не так уж легко изгнать. Враги, напомнила она себе. Де Моны были ее врагами. Работорговцами и сторонниками злой и коррумпированной империи. Ни один из них не заслуживал пощады.
Хаэриэль могла только надеяться, что однажды она поверит в это.
Она была там, когда
Она вспомнила труп Кирина, брошенный на жертвенный алтарь, и собрала волю в кулак.
Терин по-прежнему не шевелился, вернее, не мог пошевелиться. Даже самая примитивная мысль была выше его сил – и это была необходимая предосторожность против использования им заклинаний.
Хаэриэль села на кровать рядом с ним и махнула рукой у его лица.
Голубые глаза сфокусировались на ней, стали ядовитыми, уставились на нее. Терин попытался что-то сказать, что-то сделать.
Хаэриэль снова взмахнула рукой и вернула его в состояние паралича.
Она вернулась в главную комнату и занялась поисками, пока наконец не нашла маленькую коробочку на полке. Открыв коробочку, она достала из прелестного гнездышка, свитого из веточек и ниток, яйцо малиновки[57].
И раздавила его в руке.
Когда ничего не изменилось, она медленно выдохнула. И подождала еще.
Ничего.