Палиндром

– А ближе всего человеку его сердечные переживания, которые всегда ему доступны, в независимости от его общественного положения. И скажу откровенно, то никого там не волнует, что там у вас происходит в финансовой сфере взаимоотношений, где вы из всего лишь корыстных побуждений может быть обкрадываете друг друга, замалчивая премиальные и занижая сумму своей зарплаты, а вот если во всём этом имеет место дела сердечные, где, например, кто-то из вас имеет связь на стороне, куда, в общем-то, и тратятся все эти замалчиваемые суммы денег, то здесь поднимется такой шум общественного негодования на этого человека, обманувшего доверие самого близкого ему человека, доверившегося ему, – я к нему со всей душой (ну и что, что больше ничего нету), на мол, ключи от всех моих заветных ячеек сердца, а он так со мной, – что не учитывать мнение общественного мнения ни один суд не решится, и вы в итоге можете рассчитывать на самый благоприятный исход вашего дела. – Альцгеймер замолчал, ожидая ответа Шиллинга, который опять впал в глубокие размышления по поводу сказанного Альцгеймера. Что поделать, раз в делах касаемых него, он столь чувствителен и эмоционален.

– И на кого интересно Ханна тратит оказавшиеся в безотчётном её пользовании, утаенные от меня немалые суммы денег. – Стоило только Шиллингу освоить памятью эти немалые суммы денег, утаенные от него Ханной, как ему начали в новом свете видеться, не некоторые, а почти все поступки его, такой с виду всегда простодушной Ханны, когда на самом деле всё это было сплошное притворство. И Шиллингу тут же припомнилась та, до чего же странная просьба его супруги, когда он только занял пост вице-президента.

И как сейчас помнит Шиллинг, Ханна вместо того чтобы его поздравить чем-нибудь существенным, купить ему дом, вдруг решила по этому случаю себя порадовать. – Дорогой, не кажется ли тебе, что мне пора поменять автомобиль. – Хитро так обратилась к нему Ханна. И хотя Шиллинга матёрые конгрессмены предупреждали, что его новый пост принесёт ему не только больше возможностей, но и нужно будет быть готовым и к тратам (а он ещё дурак не поверил, – к каким ещё?), он никак не ожидал, что первым кто его заставит тратиться, то это будет его супруга. И ведь такие основательные аргументы подвела под эту свою просьбу, что и не скажешь ничего против. – Тебе не по твоему статусу, чтобы я ездила на старой машине. – Зааргументировав таким образом свою просьбу, Ханна можно сказать положила на обе лопатки Шиллинга, который даже не успел сослаться на наличие служебного транспорта.

Но сейчас-то Шиллинг понял, чем руководилась Ханна в этой своей просьбе. Она хотела новую машину не для того чтобы поддерживать престиж своего супруга при высокой должности, а ей хотелось вертихвостить и своим новым чёрным Кадиллаком пускать пыль в глаза потенциальным любовникам. – Я что-то подобное подозревал. – Шиллинг в этом своём мысленном откровении чуть не прикусил язык на кочке.

– А эти её постоянные причитания, мне нечего надеть на выход. – Шиллингу вспомнилась та привычная картина, которая каждый раз разыгрывалась Ханной перед сборами на какой-нибудь званый вечер, к тому же президенту. К которому и идти не хочешь лишь по той причине, что придётся в очередной раз становиться прямым участником этой безумной сцены, где Ханна всё так ловко разыграет и перевернёт с ног на голову, подменив понятия очевидность и иллюзия, что ты ещё и окажешься во всём виноват. А как ещё понимать, когда её шкафы ломятся от одежды, а она, несмотря на эту прямо перед глазами очевидность, на прямом глазу заявляет, что ей надеть нечего. А стоит ей только указать на первую попавшуюся на глаза вещь, – ты мне тут мозги не пудри, вон же платье на вешалке висит, – так она закатит такую прям истерику, что ты вначале оглохнешь от этих криков, на которые именно ты её спровоцировал своим непониманием, а потом будешь вынужден ещё и признать себя ничего не понимающим в одежде человеком.

А как только ты будет поставлен на своё, безусловно ничего непонимающее место, то на этом, конечно, Ханна не успокоится и начнёт колебать уверенность Шиллинга в своей исключительности. – Это вам, хоть в трусах приди, никто ничего и не заметит, а мы это совсем другое. – Начнёт раскрывать глаза Шиллинга на свою никчёмную сущность Ханна. И, пожалуй, с этим её заявлением и не поспоришь.

– Ничего не скажешь, умеет находить верные аргументы. – Не мог с ней не согласиться Шиллинг, чьи традиционные предпочтения настаивали на своём большем внимании к противоположному полу, который уж точно не остался без его внимания, если бы он решился явиться на званый вечер в таком захватывающем дух наряде. – И тогда бы сколько нервов и времени можно было с экономить. – Подумал Шиллинг и до думался до того, что было бы не плохо выдвинуть законопроект, регламентирующий именно такие наряды для дам, званых на вечер.