Палимпсест. Умаление фенечки

Невоплотившиеся Светлана и Мирон сидели в стороне, им был слышен разговор. Свои детские дела они за долгое время и за долгое же сегодня переделали, и потому их интересовали взрослые. Встревать, конечно, они не смели. Дети уже знали, что вторгаться в чужие пространства и жизнь нельзя.

Тем более об их существовании догадывалась только бабушка. Периодически она в такт разговаривала с ребятами, учитывала их несуществующую жизнь в обстановке и заботе о них. Дедушка только поддерживал разговор о Мироне, не мешал бабушке заниматься.

– Да молодёжи-то сейчас совсем мало. Им ничего не осталось. Как жить?

Бабушка пошарила по стороне рукой, нащупала острое колено старика, похлопала по нему.

– Мы ещё успели пожить!

– Да. Кстати, уже давно стали сниться такие яркие сны, что я думаю о них как о действительной реальности, планирую дела из снов на день…

Они надолго замолчали, видимо, утомившись от длинного пролога в разговоре.

Дети пока потихоньку достали пакетик сгущённого молока и по очереди понемногу отъели из него. Его им дал один из солдат, которые неделю назад, неизвестно чьи, человек десять, приходили и просили еды. В подвале скопилось много засохшего хлеба: каждый выходящий в город старался принести как можно больше, и его не успевали съедать, – плюс было достаточно соли и сахара. В достатке было и растительного масла. Бойцы стали отламывать большие куски хлеба, посыпать их сразу и солью, и сахаром, жадно есть. Запивали маслом прямо из бутылки, передавая её друг другу. Потом сели кто куда, ненадолго задремали.

– Вам оставить хлеба? – спросил командир стариков (он был самый опрятный и побритый).

– Не надо, солдатики. Мы добудем, – ответил кто-то из темноты.

– Спасибо! – сказали все вразнобой, посовали скудный припас в вещмешки.

Когда военные уже уходили, один из них вернулся к детям и достал из набедренного кармана начатый пакет сгущёнки.

– Вот, растите… пожалуйста! – голос парня на половине фразы «хрустнул» и сорвался на хриплый шёпот.

Кто-то из товарищей заметил эту сцену, но никто ничего не сказал. Наверное, поэтому так мало пишут военных пьес: а что говорить?!

Света с Мироном растянули необычный пакетик на несколько дней. Они не стали говорить про новую еду бабушке: знали, что та – для них же – откажется. Мальчик хотел было выбросить оскудевший до дна пакетик, но Света остановила его, прошептала: «Можно ещё разрезать, оставь пока!» Они сложили его под ворох разновозрастных вещей, приметили, под каким слоем.

– Пум-пурум-пурум-пум-пум! – начал напевать сначала тихо, потом всё прибавляя в голосе, дедушка.

Бабушка узнала песню и подхватила уже со словами:

– Это даже хорошо, это даже хорошо, что пока нам плохо!

Они моментально слились в хор – наверняка не в первый раз. Почему-то пропустили первый куплет из неформального гимна советской интеллигенции.

– …Если б дети в Лимпопо жили не болея,
Мы не знали бы, что есть в мире Бармалеи.
Что повсюду нам от них надо ждать подвоха,
Это даже хорошо, что пока нам плохо,
Это даже хорошо, это даже хорошо,
Что пока нам плохо.

И ещё бессчётное количество раз повторяли финалочку, разыгрывая её на разные лады и добавляя новых инструментов. Оба поднялись со своих мест и стали шуточно маршировать вокруг кресла.

Под конец замерли и обнялись. Так стояли тоже без счёта.

– Ой, уморилась! Хорошо.

Бабушка сняла платок на плечи.

– Великий фильм «Айболит – 66». Прямо про нас, – она ещё раз обняла собрата.

– А я был знаком с Вадимом Коростылёвым, автором текста. Шапочно. Работали на одном проекте.

– Да, были времена. А мы и не знали, что счастливы. Будет ли ещё оттепель?

– Конечно, будет! – дедушка даже расправил плечи. – Вон, видишь, уже апрель!

Бабушка от такой шутки поморщилась.

– А помнишь анекдот? – дедушку несло. – Мальчик спрашивает верховного: «Мой папа говорит, что вы не только человека в космос запустили, но и сельское хозяйство», – а тот отвечает: «Передай отцу, что я не только кукурузу сажаю».

– Да практически у всех был под кроватью тревожный чемодан. Носки там, спички, фонарик, дежурный червонец – было весело!

– Ага, червонец постоянно приходилось то вынимать, то докладывать.

Глава 2. Продолжение пути

Дом проснулся позже всех: ночью он зачитался и уснул совсем под утро. Рукопись лежала рядом с ним, придавленная большим куском штукатурки. Чтобы не разнесло листы.

Светлана обратила внимание на то, что проводник никак не отряхнул камень, а положил его грязным, как тот был. У неё тут же родилось такое рассуждение, что необходимо тексту добавить земной земляной правды, грубости, которая приходит, невзирая на наши планы, и благо что часто мешает сбыться не только добру, но и злу. И ведь верно: зло тоже может быть в отчаянии от своего бессилия. Когда на него ложится грубая правда – даже не намеренно, а произрастая из пустынной почвы от всепроникающего биения жизни.