Палец

— Ага, щас! — гаркнула на них тетка, — катать его еще, ноги ходят, пешком дойдет. Подъем беспалый! — крикнула она в машину, — тебе на четвертый этаж в перевязочную.

На рассвете Аркаша покинул больницу, с рукой закрепленной лангетой и бинтами.

— Идеально пришито, — подтвердил ему дежурный хирург, — через недельку надо будет зайти в вашу поликлинику швы посмотреть.

Он дошел до остановки и сел на автобус в Москву. Даже мысли не возникло у него вернуться туда, где случилось такое. Ему было противно и пусто.

Анна, встретившая его на пороге, только всплеснула руками и собиралась выдать тираду о его дрянном характере, как глянув ему в глаза, подошла и обняла насколько хватило.

IV

Днем Аркаша позвонил мужикам и вызвал к себе, благо у их бригады был второй выходной. Когда Семеныч и Толик пришли, Аркаша лежал на кровати перепеленатый бинтами от паха до подмышек.

— Нихренаж ты переночевал, — опешил Семеныч когда его увидел.

— Да на жире поскользнулся, на пилу и в окно, кое-как скорую вызвал, — соврал Аркаша.

— Справедливость, она… — начал было Толик.

— Толик, — прервал его Аркаша, — я тут дома посижу с недельку. В отдел я позвонил — пока меня нет, на укладчике работаешь ты. Больше я никому доверить не могу. Насчет экзамена не парься, через месяц пойдешь за бумагами. Ты его уже сдал.

— Каким местом? — не понял Толик.

— Жопой Толик. Усердием и любовью к работе, — хохотнул Аркаша, делая при этом вид, что ему тяжело, — мне сегодня бумага пришла. Я теперь экзаменатор. Ты мой первый ученик. Добро?

— Добро, дядь Аркаша, — улыбнулся Толик, и взгляд его посветлел.

— Ладно, я чего звал — начал Аркаша на другую тему — у меня там все незакрыто осталось. И машина брошена. Съездите?

— Да съездим, собирайся, — одобрил Семеныч, — у Толика-то прав нема.

Аркаша для того и бинтовался понатуральней, чтобы вопроса не возникло, но Семеныч был видалым, а потому явно раскусил в перевязке непрофессиональную Анину руку. Объясняться Аркаша не хотел.

— Не могу, — выдохнул Аркаша, — болит, как клешнями сдавило. Фаркопом притащите.

Толик тут же подорвался, Семеныч не спешил. Он сидел, смотрел на Аркашу и молчал.

— Китайцы, они такие, — сказал он и вышел.

Аркаша смотрел им вслед. «Даманский…» — подумал он

Мужики вернулись часа через три. Анну, крутившуюся вокруг Аркаши, завернули спиной да сбагрили на кухню, плотно закрыв за ней двери. Зашли и сели, прям допросом, развернув стулья спинками к кровати и расщеперив ноги.

— Ну рассказывай, — посмотрел пристально на него Семеныч, чуть прищурившись.

— Не понял, — поднялся Аркаша на кровати.

— Диспозиция у тебя на участке странная, — продолжал Семеныч.

— Да я не помню как-то, — Аркаша начал оправдываться, — там палец этот. Ничего не припоминаю.

— Ты погоди, — встрял Толик, — приезжаем мы на участок. А картина маслом. Окна вставлены, крыша докрыта, второй этаж деревом обделан. Все убрано так, как будто баба хозяйничала. Машина у дома…

— Телефон внутри, — перехватил Семеныч, — и не работает.

— А чего странного? — прикинулся дурачком Аркаша.

— Так если ты из окна выпал, — нажимал Семеныч, — как оно вставлено оказалось?

— Так это… я с утра звонил этим… таджикам, — плел Аркаша — чтоб приехали, вставили, — ну и отделку, чего я нарезал, присобачили. А то упрут же.

— А с какого телефона? — цеплял его Толик.

— Как с какого? — Аркаша перешел в наступление, — с городского, мобильник у меня после вызова скорой рубанулся. Я ж на него сверху задом упал. Вот если б я на твою башку, Толик приземлился, своим коробом, ты бы как? Функционировал?

— Не

— А он, целый звонок еще отработал.

— Я ж те говорил! — победно махнул рукой Толик, в сторону Семеныча, — А этот решил, что там голуби хозяйничали. Даже к ним ходил разбираться.

Аркаша чуть не поперхнулся:

— И как?

— Да никак, — отмахнулся Семеныч, — нету их дома. А ведь могли им и морду набить за низачто.

— Семеныч, — снимал напряжение Аркаша, с друзей, — ты как че придумаешь!

— А че! — всплеснул руками тот, — я бабскую руку за версту вижу. Видать таджики у тебя чистоплотные попались. Вот и подозреньице. Ладно. Машину мы тебе пригнали. Давай отлеживайся и возвращайся к укладке.

Аркаша чуть выдохнул, только когда мужики ушли. Неспокойно было у него на душе. Зачем это понадобилось соседям облагораживать его дом? А может это знак секты? Того, что он такой-же как они, и должен так же устраивать уютец? Или того хуже, так же себя вести!

Неделя тянулась долго и мучительно. Аркаша разглядывал серое московское небо, да экран телевизора. Изредка переключаясь на разговоры с Анной. Она была напугана его таким поведением, но терпела. Захочет — расскажет. А нет — переживет и забудет.

Однажды, когда по телевизору шел разговор о тот самом его любимом законе, он спросил у нее:

— А что если бы я сказал тебе что я гей?

— М… — чуть не прыснула Анна, — сказала бы что ты растешь.

— Нет серьезно! — не унимался Аркаша, — вот был бы у тебя мужик. Не я. Другой. С которым бы ты жила. И вдруг он говорит: Я гей.

— Что с тобой произошло? — забеспокоилась такой назойливостью Анна.

— Да не про себя я, — бесился Аркаша.