Паладин душ

Он провёл её сквозь кусты к шалашу. Иста сдержалась и не стала желать ему приятных снов. Вообще никаких снов.

* * *

Обеспокоенный Ферда разбудил на рассвете всех, кроме брата. Только когда завтрак уже был готов, он присел на корточки рядом со спальным мешком Фойкса и тронул спящего за плечо. Лисе, проходившая с седлом в руках мимо Исты, остановилась и стала наблюдать за этим проявлением нежной заботы, беспомощно кусая губы.

Они быстро позавтракали, свернули лагерь и вновь пустились в путь по извилистой каменистой тропе. То и дело вздымающиеся холмы не позволяли развить приличную скорость, но Ферда вёл отряд равномерным шагом, и мили постепенно таяли. Утро и дорога оставались позади.

Все ехали молча, погрузившись в раздумья. Иста никак не могла решить, что её беспокоит больше — случай с Фойксом или сны ди Кэйбона. Демон-медведь Фойкса — просто невезение. В то время как видения ди Кэйбона — откровенные предупреждения, к которым не обязательно относиться всерьёз, но и игнорировать тоже не стоит.

Эта цепь опасных совпадений занимала все мысли Исты, нервы были напряжены до предела, зубы непроизвольно стискивались. У неё появилось неприятное ощущение, что она ступила на незнакомую территорию. Да. В Маради мы поворачиваем домой.

Решение не принесло облегчения; напряжение осталось, словно туго натянутый шнур. Как непонятная сила, которая в то утро толкнула её, в траурном наряде и шёлковых туфлях, к задним воротам и повела вниз по дороге. Я должна двигаться. Я не могу сидеть на месте.

Куда? Зачем?

Здешняя холмистая местность была суше, чем на юге, хотя потоки казались шире от талой воды, сбегающей с гор. Сучковатые сосны становились всё ниже и росли реже, длинные овраги, почти лишённые растительности, стали встречаться всё чаще. Когда отряд достиг верхней точки подъёма, ди Кэйбон оглянулся назад на дорогу. Он резко придержал мула:

— Что это?

Иста повернулась в седле. Вдали, с гребня холма, спускался всадник, — нет, всадники. Фойкс окликнул брата:

— Ферда? Ты у нас самый зоркий.

Ферда развернул коня и прищурился от яркого света; солнце близилось к зениту и грело всё сильнее.

— Люди на лошадях, — выражение его лица стало жёстче. — Вооружённые, я вижу доспехи, копья. Оружие напоминает рокнарское… Бастард побери, пятеро богов! У них плащи княжества Джокона! Белые птицы на зелёном фоне видны аж отсюда!

Иста различала только зелёные пятна, несмотря на то что тоже прищурилась. Она тревожно спросила:

— Что им здесь делать? На мирной земле? Это охрана во главе торгового каравана? Эмиссары?

Ферда привстал на стременах, вытянул шею:

— Солдаты. Это все солдаты, — он оглядел свою небольшую кавалькаду и коснулся рукояти меча. — Так же как и мы.

— Э-э-э… Ферда? — произнёс Фойкс через секунду. — Они всё ближе.

Иста видела, как он шевелит губами, считая. Ряд за рядом, по двое, по трое, всадники возникали из-за вершины холма. По Истиным подсчётам их количество уже перевалило за тридцать, когда ди Кэйбон, с побледневшим лицом, осенил себя знамением и посмотрел на рейну. Он закашлялся прежде, чем успел что-либо произнести. Слова будто застыли у него в пересохшем горле.

— Рейна? Не думаю, что нам стоит с ними встречаться.

— Уверена в этом, мудрейший, — сердце бешено колотилось. Скачущие впереди рокнарцы тоже их увидели. Всадники указывали на них и что-то кричали.

Ферда опустил руку и скомандовал отряду:

— Поехали дальше!

И пустил коня лёгким галопом. Мулы, везущие багаж, сопротивлялись такой скорости и замедляли тех, кто вёл их в поводу. Мул ди Кэйбона оказался покрепче и поначалу неплохо справлялся, но с каждым шагом всё больше фыркал и прогибался под раскачивающимся грузом. Служитель тоже сгибался всё сильнее и сильнее. Когда, полмили спустя, они достигли нового подъёма, выяснилось, что колонна джоконцев выделила отряд из двух десятков всадников и послала их вперёд с намерением захватить людей Исты.

Предстояла гонка, но никто не был к этому готов. Мулов можно оставить, но что делать с животным служителя? Ноздри бедного мула расширились и покраснели, белая шкура покрылась пеной, и, несмотря на яростные пинки и покрикивания ди Кэйбона, он то и дело сбивался на неуклюжую рысь. Ди Кэйбона трясло, словно пудинг. Его лицо то бледнело, то заливалось краской, то зеленело. Казалось, что его вот-вот стошнит от напряжения и ужаса.