Палач мимоходом

Говорить мне было нелегко: я видел перед собой женщину необычайной красоты. В голове мелькнула мысль, что с неё впору рисовать мадонну. Жаль, что тут нет Леонардо да Винчи. Одновременно я должен был держать под контролем ситуацию с Жанном Барре, быть готовым реагировать на его действия. А они могли быть самыми непредвиденными, ибо в кабинет вошла его жена. Тут он может встать на дыбы. Мысли мешались. Решил разрубить возникший Гордиев узел:

– Мэм, мы говорим с вашим мужем о Кондоре.

Она отшатнулась и с мукой произнесла:

– Вы от него? Почему бы ему не оставить моего мужа в покое? Сколько уже можно мучить нас?!

– Вы ошибаетесь, я совсем не от Кондора. Больше того, я его совершенно не знаю. Даже ни разу не говорил с ним. Вообще не видел никогда.

Лицо женщины просветлело:

– Вы не от него? Это правда?

– Могу поклясться в этом, мэм. Произошла ошибка. тут я оказался… скажем так, по недоразумению. Прошу прощения. – Последние слова я сопроводил взглядом прямо в глаза Жана Барре и демонстративно медленно опустил пистолет в карман. У него вырвался вздох облегчения. Женщина моего оружия не видела и не могла понять причину возникшей паузы.

Я продолжил:

– У меня просьба к вам. Мне хотелось бы узнать, как выглядит этот самый Кондор. Ну, в самом общем виде, предельно кратко…

Жан Барре усмехнулся:

– Это самый большой мерзавец на свете. Циничен, жесток, но умён. Дьявольски умён и сообразителен. Умён во зле и подлостях, коим нет числа.

– Это мне давно понятно. А как он выглядит внешне?

– Брюнет, чуть ниже меня ростом. Бывший боксёр. У него нос с заметной горбинкой и чуть сбит направо… Наверное, по этой причине он часто делает вот так. – Жан Барре взялся большим и указательным пальцами за нос, провёл по несу и сомкнул ниже ноздрей. – У него такая привычка.

Женщина пылко воскликнула:

– Я когда его увидела, то он мне показался страшной хищной птицей. Вроде ястреба или грифа-стервятника…

После её слов все части мозаики сложились в единую картину. Я едва удержал себя от крика ярости: "Какой же я идиот! Меня провели гениально просто!.."

Повернулся к Жану Барре и произнёс, стараясь вложить в голос максимум искренности:

– Ещё раз прошу у вас прощения. Я здесь оказался в силу большой ошибки. Всего вам самого хорошего. Прощайте!

С этими словами я направился к выходу, не отвечая на естественные вопросы недоумевающих супругов. Я не мог, не имел права на них отвечать. Даже удержался от заверения, что Кондор больше ничего плохого сделать им не сможет. Вспомнил своё правило: чем язык скупее на слова, тем твоя целее голова.

Уже на лестнице спохватился, взял себя в руки. В дом я проник без всяких затруднений, но выйду ли столь же легко? Нужно быть готовым ко всему.

Но меня никто не остановил. Усач распахнул передо мной дверь проходной и пожелал счастливого пути. Слова произнёс без особого чувства, в силу должностных обязанностей, чем доставил мне облегчение. Значит, никаких звонков от хозяина ему не поступило. Спасибо за это. Похоже, Жан Барре всё понял правильно…

Глава 10

Когда я прибыл на Лауден-стрит к «Оптовой базе», то сразу же понял, что мои надежды на относительно лёгкое завершение дела не оправдались. Рядом с домом находились две полицейские машины и три «скорой помощи». У двери прохаживался загорелый здоровяк в форме.

Поодаль от здания по одному или кучками находились зеваки, которые обычно собираются в подобных ситуациях.

Я позволил себе также изобразить такового. Остановился неподалёку от двух негритянок, слушая их разговор:

Толстая в обтягивающих потёртых джинсах и фиолетовой майке рассказывала:

– Джим проходил мимо, когда на него чуть не свалилось окно. Едва успел отскочить. Заметил чьи-то ноги там. Позвонил в полицию. Они приехали сразу, а там все трупы.

– Все трупы? А кто же тогда окно выбил?!

– Несомненно, кто-то остался в живых. Он это и сделал…

Мне стало всё ясно. Перед глазами была та комната, Шмиэля Айзерманна я связал и не мог кричать из-за кляпа. Но он ухитрился что-то придвинуть к окну, вероятнее всего, кресло, устроился поудобнее в нём и саданул каблуками в оконную обрешётку. Да, сообразителен подлец, на редкость сообразителен.

В это время вывели Шмиэля Айзерманна. Я смотрел на него и дивился: где были мои глаза и разум? Теперь я хорошо видел, что он никак не мог быть тем, за кого себя выдавал: внешне скромный, но безупречно сшитый из дорогой материи костюм, даже проведя немалое время в путах, он выглядел безукоризненно, сохранял выдержку и достоинство. Видно было, что это птица высокого полёта.

Мелькнула было мысль: проехать вслед до управления полиции, но я отказался. Было ясно, что он там долго не задержится. Позвонит своему адвокату, тот немедленно прибудет и вызволит его под залог.

Поехал на вокзал, забрал свой чемодан и направился в гостиницу, расположенную прямо напротив, изобразив из себя только что приезжего.