Палач

– Мирака помнишь? Он еще за Гжеликой в лечебнице присматривал. Так вот, его любимая умерла на днях, сожрала ее болезнь, не дала и шанса на выздоровление. Так наш санитар после похорон ушел в загул сначала, потом уволился из больницы и вчера еле живой добрался до меня. Лица на нем нет, языком еле ворочает. И жалко мужика, и что делать – ума не приложу. Для него вся жизнь вокруг Лили вращалась. А сейчас – будто стержень выдернули. Не поддержать – совсем с катушек слетит… Поэтому завтракаем и к нам. Может, проспится, хоть соображать начнет. А то вечером больше на проспиртованное полено смахивал. Почти как ты в загульные дни…

* * *

О том, что задержанный желает давать показания Шольцу сообщили ближе к обеду, как только начальник департамента Сыска Теней вернулся к себе в кабинет. Неожиданный вызов на внеочередное совещание у городского руководства сожрал все утреннее свободное время и наполнил голову словесным мусором. Поэтому сыщик поначалу лишь сидел за столом и хлопал глазами, пытаясь сообразить, о чем идет речь. А потом радостно скомандовал:

– Показания? Сюда его, голубчика! Сейчас узнаем, в чем это наш любезный Тиль хочет покаяться!

Крохотный мужичонка осторожно пристроился на краешке стула, пытаясь казаться еще незаметнее, чем это было возможно. Грязный драный свитер, стоптанные сапоги с заправленными в широкие голенища штанами, засаленный берет, скомканный в давно не мытых руках. Крохотные глазки, черными бусинами спрятавшиеся в паутине морщин. Человек-невидимка, таскавший чужое дерьмо какой год подряд.

– Зверя где держишь, хороший мой? Давай, не трать мое время. Понимать должен – раз ты здесь, со мной разговариваешь, то у меня не просто козыри на руках, а сплошь старшая масть. И за порогом тебя уже ждут люди, которые шутить не будут. Поэтому – начистоту и без экивоков. Если поладим, я прослежу, чтобы ты до суда дожил, а может, и дальше. Ну а начнешь мне тут сказки рассказывать, так я пинком под зад отправлю обратно на Барахолку. Или к рыбным складам. А потом на опознание схожу и свечку поставлю. За упокой… Все понятно? Тогда – где зверь?

– Он сам по себе, – промямлил Тиль, сгорбившись и уткнувшись взглядом в кончики сапог. – Я-то что, я его ведь даже и не вижу почти. Разве что…

– Где, я сказал?!

– В роще он живет, в роще! Там под ней коллектор раньше был, а выход у ливневой канализации возле тракта… Я туда раньше дерьмо сливал, вот и нашел зверя.

– То есть тварь в коллекторе обитает. И тебя не трогает. С чего бы?

Подозреваемый хлюпнул носом и жалобно протянул, успев бросить острый злой взгляд на собеседника исподлобья:

– А что, тебе одному можно зубастых в клетке держать?.. Поранили его, с полгода как. Видимо, территорию с кем делил. А мои огрызки ему – будто обед в постель, даже по Городу шляться не надо. Я – возил, он – ел. Всем хорошо. Ни запаха, ни гнили какой по канавам… Я даже в гнездо его ходил, и ничего. Даже клыки не скалил…

Шольц достал чистый лист бумаги, потом выбрал из стопки карандашей самый длинный и положил рядом:

– Так, с этим понятно. А как на людей науськивал?

– Да когда?! Я даже…

– Еще раз: будешь дурочку валять, я тебя судебным сдам и слова не замолвлю. Завтра утром в камере найдут повесившимся. Ты же местные нравы знаешь. Так что – без дураков. Как тварь на людей смог направить?

– Ну, в гнезде у нее колокольчики блестящие. Игрушка, или даже не знаю, что это… Вечером зверь спит. Всегда спит. И на меня даже не обращает внимания… Я подходил, угощение клал, а сам игрушку его в тряпку и наверх. Там предлагал покупателю, якобы эта штука способна из Тени любого монстра вызвать. Кто-то смеялся, кто-то пытался в рожу дать. Никто платить не хотел, хотя многие деньги с собой приносили. Читать – все умеют. Всем сейчас разные штуковины из темноты нужны. Помешались просто. Письмо им сунешь – и как на живца рыбу ловишь… Ну а потом позвонить чуть-чуть и можно прятаться. Зверь меня не трогает, а покупателей буквально с пары ударов на куски разрубал. Лапы у него – как сабли, честное слово… Раз – и готово…

– Раз – и… Эх, Тиль, что же ты так паршиво свою жизнь заканчиваешь? Начинал вполне себе уважаемым человеком, а теперь – ради копейки людей гробишь.

– Какие же это люди? – удивился сморщенный «борец за народное счастье». – Они же ростовщики, кровопийцы. Я бы их и сам как-нибудь. Эдак… Чтобы, значит…

– Вот бумага. Вот карандаш. Пиши, спаситель Города. По каждому случаю. Когда? Кого? Почему его выбрал, а не другого? Ну и про зверя своего отдельно тоже пиши… А я пойду, вон в дверях уже сколько времени топчутся… Вернусь, чтобы все было изложено, до последнего фактика… К вечеру, если управишься, найду тебе здесь место в карцере, завтра уже отправлю в тюрьму. Если нигде врать не станешь, то как я и обещал – побеспокоюсь о твой шкуре…

Вызвав дежурного унтера, Шольц приказал следить за обвиняемым, а сам вышел в коридор, где медленно на коляске нарезал круги штатный мастер-оружейник. Прикрыв дверь, сыщик спросил:

– Мирак проспался с нашим мастером топора и кинжала? Они с утра вроде на боковую собирались?