Она поднялась, ускользающий звук шагов захлестнула волна смеха из зала. Демьян передернул плечами, сбрасывая наваждение прошлого, усмехнулся. Он сменил множество стран, жизней и времен, но так и не расстался с ней. Быть может, Анжела права, и они обречены друг на друга. Вот только это в их случае уже не весило столько, сколько раньше. Оно и к лучшему.
22
Все шло не по плану, рассыпалось, как карточный домик и разваливалось на глазах. Сны становились красочнее, будто наружу лезла не только запертая червоточина, но и нечто другое, не менее живое и настоящее. Ему снились Хилари, родители и Дженнифер. Кровавые убийства измененных смешивались с тихими семейными вечерами, подвалы убежищ, перестрелки и драки оставляли ржавые разводы в теплом свете просторной гостиной, украшенной к Рождеству. Во снах он вспоминал то, что казалось погребенным под завалами прошлого. Свои чувства — благоговение и страх перед отцом.
Мальчишкой Джеймс всегда выбегал встречать его, но замирал под хмурым, жестким взглядом. Роберт Стивенс терпеть не мог всякого рода нежности, и Джеймс помнил, как хотел обнять отца. Он был для него скорее недосягаемым кумиром, чем близким человеком: герой на страже закона. В мире Роберта Стивенса не могло случиться ничего плохого. Только однажды вместо него приехал напарник, и сказал, что отец уже не вернется.
В то утро Джеймс собирался в школу, а Дженнифер ждала его в гостиной. Сестра смотрела утреннее шоу, в котором отпускали глупые девчачьи шутки, и смеялась. Обычно они шли вместе, но перед поворотом расходились. Появиться у школы рядом с девчонкой — да ни за что!
Он помнил, как раздался звонок в дверь, заплакала мама — громко, навзрыд. Испуганная Дженнифер бросилась в коридор. Прекрасный нерушимый мир семьи сжался в крохотную точку, а после исчез, оставив пустоту. Без отца иллюзия защищенности рассыпалась в пух и прах. В мире, где погибают такие люди, как его Роберт Стивенс, ничего уже не могло быть правильно.
Правильно. Это понятие преследовало Джеймса с детства. Выход за жесткие рамки превращался в катастрофу. Общение с Оксаной не просто выходило за пределы, оно захлестывало с головой, и угрожало разрушить мир, который он тщательно выстраивал долгие годы. Рядом с ней выдержка трещала по швам, и оставаться отстраненно-безразличным не получалось.
Она спросила, что ему нравится, и он не смог ответить. Жизнь Джеймса занимали работа и долг. Музыка Depeche Mode, плакаты на стенах — не в счет. Он редко ходил в кино и никогда не светился в школьных кружках. После смерти отца он сосредоточился на том, чтобы стать полицейским. Дженнифер ушла в заботу о семье, он — в учёбу.
В тот вечер, в танцевальной студии, Джеймс понял, что Оксана перестала быть просто средством. Кто бы ещё мог заставить его танцевать? Самая серьёзная опасность не вызывала у него такого замешательства. Оксана же наоборот, словно оживала в танце: голос становился звонче, а взгляд — светлее. Когда она улыбалась, на щеках появлялись ямочки. Яркая и неповторимая, Оксана будто излучала свет, и охотно делилась им с миром. И с ним.
Несмотря на её просьбы, он так не закрыл глаза — предел доверия себя исчерпал, но это, пожалуй, единственное, что ей не удалось. Противиться напору Оксаны было невозможно. В его жизни не было места искрометной искренности веселья, но на несколько часов он словно оказался в другой реальности. Даже её легкомысленность больше не раздражала.
Джеймс не знал, что делать со своим открытием. Он без устали напоминал себе о расследовании, и что нельзя давать волю загадочному притяжению к Оксане. Он поехал на квартиру, где хранил все наработки, обложился делами, вчитывался в детали, рассматривал фотографии, только чтобы не думать о ней и о том, как быстро сбежал в тот вечер.
Двухкомнатная квартира со старой мебелью, полинялыми коврами и старым телевизором «Шиваки» служила ему прикрытием и отличным сейфом. Вторая комната была закрыта и завалена всяким хламом: древним диваном, тазами и банками, посудой, игрушками советских времен, полками с запылившимися книгами, к которым страшно даже прикоснуться. Лучшего хранилища представить сложно.
В квартире, где он жил, уже побывали люди Осипова. Они наведались и сюда, но ничего не нашли. Да и не знали толком, что ищут. Легенда Тихорецкого была идеальна.
От информатора Ордена не приходило никаких новостей, у Осипова тоже было все спокойно. Случись что серьезное, Ванесса позвонила бы ему, но она молчала. Он понимал, что зашел в тупик. Главная партия ещё не разыграна, и растянутое во времени затишье говорило о том, что надвигается буря. Смерч, который уничтожит многих, если он не выйдет на ведущего метеоролога.
Бессилие удручало, как и то, что не звонила Оксана. Джеймс убеждал себя, что так лучше, что временный перерыв вернёт его в форму, но спокойнее не становилось. Больше того, ему болезненно, до умопомрачения не хватало её. Заливистого смеха, веселья в голосе, даже мимолетных прикосновений, не говоря уже об обжигающей близости, которой они не могли насытиться.