Пакт

Она попыталась вырваться, но он сжал ее руку еще крепче и произнес сквозь зубы:

– Фрейлейн, вы удивительно похожи на Марику Рёкк.

– Мы с Марикой близнецы, – автоматически отозвалась Габи и прошептала: – Ты с ума сошел.

– Да, я сошел с ума, я не должен был подпускать тебя близко к «Флориану». Но я не сумел выяснить, когда ты вернешься из Парижа, а ловить тебя там было слишком рискованно, мы могли разминуться. Твой московский товарищ провалился, за столиком тебя ждет гестапо.

Габи едва сдерживала слезы, ее трясло.

– Зачем ты влез в это?

Ося обнял ее, поцеловал в краешек глаза.

– Прекрати трястись! На нас смотрят. Ты же знала, что я давно по уши в этом.

– Знала. Конечно, я всегда знала, что ты негодяй и мерзавец. Как ты мог? Ты обещал, что не будешь рисковать, одно дело англичане, другое…

– Да, англичане это очень удобно, англичане своих не убивают, риска меньше. Но и пользы меньше. Практически никакой пользы.

Габи резко остановилась.

– Что значит «не убивают своих»? Что ты хочешь этим сказать? – у нее закружилась голова, она оступилась, подвернула ногу, упала бы, если бы Ося не удержал ее.

До нее дошло, наконец, что случилось, что могло случиться. Сквозь звон в ушах она услышала шепот Оси:

– Я бог-крокодил Сухос, который обитает посреди ужаса.

– Я змея Сата, мои годы нескончаемы, я рождаюсь ежедневно, – пробормотала Габи и зажмурилась.

Этот длинный пароль знали всего два человека, она и Бруно. Он мог быть использован кем-то третьим только в экстренном случае.

– Я не успел раздобыть каталог магазина египетских древностей «Скарабей» в Цюрихе, магазина больше не существует, – спокойно объяснил Ося.

– Ты знаком с Бруно?

– Он завербовал меня еще раньше, чем тебя.

– Почему ты ничего не рассказывал? Я думала, ты работаешь только на англичан, я была уверена…

– Я уже объяснил тебе: работать на англичан безопасно и солидно. Но смысла никакого. Противостоять монстру может только другой монстр, еще более ужасный.

– Наш ужаснее! – шепотом выкрикнула Габи. – В России нет нацизма.

– Кроме нацизма существует много разной мерзости. В России повальные расстрелы, пытки, концлагеря.

– Куда делся Бруно?

– Ушел к англичанам. Его отозвали домой, у него не было выбора. Если бы он вернулся, его бы расстреляли, Ганне грозил концлагерь, Барбаре детский дом. Она бы долго там не протянула. Ты же знаешь, она тяжелобольной ребенок.

– За что?!

– Совершенно бессмысленный вопрос. Убивают не за что, а почему.

– Хорошо. Почему? Почему Бруно и его семью убили бы, если бы они вернулись в Россию?

– Потому что Россией правит маньяк-убийца. Все, мы пришли.

Габи зажмурилась, покрутила головой. Открыв глаза, увидела, что они стоят у ее подъезда.

– Как ты узнал мой новый адрес? – спросила она севшим голосом.

– Мне дали его в Москве. Двум людям в Москве ты обязана своим спасением. Ладно, потом все расскажу, сейчас говорить с тобой бесполезно, тебя трясет. Давай ты достанешь ключи, откроешь, наконец, дверь.

Она бестолково рылась в сумке, выронила ее, Ося поднял, сам нашел ключи.

– Смотри-ка, ты хорошо устроилась, тут нет консьержей.

Почти на руках он поднял ее по лестнице. Она согрелась и перестала трястись только в горячей ванной. Ося сидел рядом на бортике, вздыхал и молча гладил ее по мокрым волосам.

* * *

Со второго по четвертое июня 1937-го в Кремле проходило расширенное заседание Военного совета при наркоме обороны, с участием всех членов Политбюро. Сталин произнес необыкновенно длинную речь. Говорил без бумажки, как всегда, тихо, не спеша, с долгими томительными паузами.

– Товарищи, в том, что военно-политический заговор существовал против Советской власти, теперь, я надеюсь, никто не сомневается. Факт, такая уйма показаний самих преступников и наблюдения со стороны товарищей, которые работают на местах, такая масса их, что несомненно здесь имеет место военно-политический заговор против Советской власти, стимулировавшийся и финансировавшийся германскими фашистами. Ругают людей: одних мерзавцами, других чудаками, третьих помещиками, но сама по себе ругань ничего не дает.

Тишина стояла мертвая, и лица слушателей казались мертвыми. Когда вождь наливал себе нарзан, тихое бульканье воды, звон стекла разносились по всему залу. Он выпил до дна, накрыл бутылку перевернутым стаканом, обвел зал прищуренным взглядом, покрутил кончик уса, продолжил еще тише: