Пакт

– Скоро. В конце марта. Точной даты пока нет, матушка баронесса добивается личного присутствия фюрера, так что дата зависит от него.

– Да, великая честь, – тонкие губы Макса дернулись в усмешке. – Ну, пока ты еще не удостоилась, пока не стала с благословения самого фюрера баронессой фон Блефф, может, уделишь мне, простому смертному, пару часов? Я завтра утром улетаю в Москву.

– Конечно, Макс, я полностью в твоем распоряжении.

– Давай сбежим отсюда, погуляем, – он взял ее под руку. – Знаешь, весь этот год мне снилось, как мы с тобой гуляем по Парижу.

– Почему именно по Парижу?

– Люблю этот город, чувствую себя тут свободнее, чем в любом другом месте.

Они стали пробираться к выходу. Приходилось то и дело останавливаться, с кем-то здороваться, улыбаться, кивать, пожимать руки. В гардеробе к ним подлетела Стефани.

– Габи, наконец я тебя нашла! Представляешь, оказывается, Пикассо коммунист! Ужас! Такой талантливый художник! Нет, я все понимаю, дегенеративная живопись… но некоторые его работы… просто с ума сойти, очень сильное впечатление! В испанском павильоне будет выставлено большое панно Пикассо, называется «Герника», я спросила фрау Будбер из оргкомитета, нельзя ли посмотреть репродукцию в каком-нибудь каталоге, а она говорит: зачем вам, фрейлейн, эта большевистско-еврейская мазня?

Стефани тараторила, таращила глаза, дышала в лицо Габи лакричной пастилкой, одной рукой поправляла очки, другой крепко держала Габи за локоть и не обращала внимания на Макса.

– Что ты так всполошилась? – спросила Габи, дождавшись паузы.

– А вдруг она донесет в гестапо? – прошептала Стефани и зажмурилась от страха.

– О чем?

– Ну, что я интересуюсь Пикассо. Я ведь правда не знала, что он коммунист. Тетя предупредила, чтобы я была очень осторожна, у дяди Иоахима столько врагов, могут воспользоваться любой оплошностью кого-то из членов семьи, чтобы нагадить ему.

Габи обняла ее, погладила по голове.

– Забудь! Ты ничего плохого не сделала.

– Эта Будбер обязательно донесет, у нее глаза доносчицы, – шептала Стефани.

– А ты ее опереди, пожалуйся в министерство, что дура Будбер не выполняет свои служебные обязанности. Ты репортер, можешь интересоваться чем угодно. Сотрудники оргкомитета обязаны помогать тебе, они за это жалованье получают, – наставительно произнесла Габи и повернулась к Максу. – Познакомься. Моя подруга Стефани Хенкель.

Узнав, что они собираются уходить, Стефани попросила взять ее с собой. У нее разболелась голова, она хотела вернуться в гостиницу и лечь спать.

– Кажется, ты ее удочерила, – заметил Макс, когда они остались вдвоем в гостиничном баре. – Скоро ее дядя Иоахим станет министром. Сделаешь мне протекцию?

– Скажи заранее, чего хочешь, при случае замолвлю словечко. Но только не дяде Иоахиму, а тете Аннелиз, ведь настоящим министром станет она.

– Ты, как всегда, отлично подкована в вопросах внешней и внутренней политики, – Макс накрыл ее руку ладонью, перегнулся через столик. – Габи, скажи, зачем тебе нужен фон Блефф?

Габи несколько секунд молча смотрела ему в глаза и загадочно улыбалась. Он не отвел взгляд, как делал это раньше.

– Титул и деньги, – наконец произнесла она громким шепотом и чмокнула Макса в мягкий кончик носа.

– Титул есть и у меня. Денег, правда, не так много, но, с другой стороны, всем известно, что состоянием фон Блеффов распоряжается старая баронесса. Бедному маленькому Франсу достаются крохи.

– Род фон Блефф очень древний, бедный маленький Франс единственный наследник, старая баронесса стара… Так о чем попросить будущего министра?

– К министру у меня нет никаких просьб. Но есть просьба к журналистке Габриэль Дильс. Догадываешься, какая?

– Еще разок поцеловать тебя в нос?

– Лучше в губы.

– Ого, не узнаю скромника Макса, Москва явно пошла тебе на пользу, ты стал решительнее и смелее, – она быстро прикоснулась губами к его губам и сразу отпрянула, тряхнула головой. – Кажется, мы собирались погулять по Парижу?

– Ты же сказала, что не хочешь, – напомнил Макс, – холодно, дождь, ветер. Если тебе тут не нравится, можно взять такси, посидеть где-нибудь в другом месте.

– Ладно, тут неплохо, тепло и тихо. Расскажи о Москве. Ты видел Сталина?

– Только его одного и видел, – Макс усмехнулся. – Портреты и скульптуры на каждом шагу. Кажется, его изображений больше, чем жителей в городе.

– Больше, чем фюрера в Берлине?

– В десятки, в сотни раз. Габи, да черт с ними с обоими, у нас мало времени. За этот год я трижды бывал в Берлине, не решался позвонить тебе, в сентябре видел тебя в театре, ты сидела в ложе с фон Блеффом, я не подошел. Все время думал о тебе, пытался забыть, волочился за одной девицей в посольстве, ее имя Моника, а я в самый ответственный момент назвал ее Габи…

– Ты? Волочился? – Габи хихикнула. – Не испугался суда офицерской чести?

– Ну, на самом деле это была ее инициатива… Неважно. Опыт оказался неудачным.

– Бедная Моника! Чем же она тебе так не угодила?