Пай-девочка

Мы обменялись телефонами, хоть обе и знали, что ни одна из нас другой никогда не позвонит. Мы всегда будем ассоциироваться друг у друга с опостылевшей больничной палатой, вынужденной обездвиженностью, неудобным металлическим судном (когда я только попала в больницу, то четыре дня не могла заставить себя сходить в туалет, потому что вся эта церемония с судном кажется мне довольно унизительной).

Я ждала, что у меня появится новая соседка. Но однажды в мою палату влетела радостная Юка и объявила, что никакой соседки не будет.

— Здесь буду жить я, — сказала она.

— Что? Как это?

— Я заплатила. Они никого к тебе не подселят. Зато я смогу иногда здесь ночевать.

Только я знала, какая это жертва с Юкиной стороны. Она, холеная девушка, изнеженная, капризная, эгоистичная, собиралась жить в пропахшей лекарствами палате, ходить в общий душ, где не всегда бывает горячая вода.

Не знаю, может быть для неё это было что-то вроде игры «Последний герой»? Выживание в условиях нарочитого дискомфорта. Да ещё рядом с вечно ноющей мною.

В больнице у меня испортился характер. Я стала капризной, невозможной. Иногда я сама понимала, что поступаю неправильно, но остановиться уже не могла. Я всё чаще вспоминала о Генчике. Однажды ночью я пожаловалась Юке, что не могу уснуть, потому что представляю себе, что они сейчас вместе.

— Вряд ли.

— Почему? Не надо меня успокаивать, это бесполезно.

— Я тебя не успокаиваю. Это аэродромная девушка. Я слышала, что они будто бы даже и не видятся в Москве.

— А на аэродроме они живут в одном номере?

— Да, — нехотя сказала Юка, — спи.

— В одном номере! — воскликнула я. — Неужели в нашем номере? В том номере, в котором жила о ним я?!

— Успокойся. В том номере живет Шпагин. А они в двести двадцатом.

— А как её зовут? — не могла упокоиться я. — Расскажи мне о ней.

Как она выглядит, во что она одета, сколько ей лет, какого она роста, сидит ли на диете.

— Ты действительно хочешь все это знать?

— Сама не понимаю, — вздохнула я. — С одной стороны, хочу знать всё-всё. С другой, не хочу. Не хочу!

— Тогда перестань строить из себя жертву повысила голос Юка. — Тебя все предупреждали, что это за тип.

— Да, даже его бывшая жена предупреждала… И всё равно мне из-за всего этого не уснуть.

Я услышала шорох — Юка босой ногой пыталась нашарить под своей кроватью тапочки. Я видела её силуэт на фоне освещенного тусклым фонарем окна. Юка надевала халат — у нее был такой халат, что врачи замирали, когда она утром шла в нем чистить зубы. Больше этот халат был похож на наряд танцовщицы из стрип-бара. Юке нравилось шокировать людей.

Она подошла к моей кровати.

— Я с тобой посижу, пока ты не уснешь.

Она взяла меня за руку, я удивленно отметила, что ладонь у нее такая горячая, как будто она подержала руку над костром. Юка говорила мне спокойно и ласково — что я красавица и все у меня получится, что Генчик меня недостоин, что впереди у меня столько перспектив и встреч, а он в конце концов сопьется, и через несколько лет я сама буду смеяться над тем, что когда-то сходила по нему с ума. И это все было так странно, потому что ничего подобного Юка раньше мне не говорила. Наоборот — она говорила, что лицом я не вышла, зато я добрая, что я должна радоваться, если кто-то обратил на меня внимания, потому что с моей внешностью и характером (Юка считала, что я размазня) много поклонников у меня не будет никогда. Я закрыла глаза, я вслушивалась в её торопливый шепот, как будто это была сказка на ночь. И я начинала ей верить, я всегда своей Юке верила. Просто она всегда только правду говорила, и я привыкла полагаться на её слова. И мне казалось, что я принцесса, а Генчик — Квазимодо, которому повезло, потому что целое лето он провел в моем обществе, а это дорогого стоит. Теперь ему есть что вспоминать — до конца своих дней.

— Спасибо, Юка, — прошептала я.

— За что? — она погладила меня по щеке. — Я же правду говорю.

— Но ты раньше никогда не говорила, что я красивая.

— Тебя легко убедить в чем угодно. Неужели ты сама не видишь, какая ты красивая? О чём ты думаешь, когда смотришь на себя в зеркало?

— О том, что у меня толстые щеки, -

— честно призналась я.

— Какой тебе хотелось бы быть?

И я опять сказала правду:

— НУ, например… Такой, как ты.

Я сказала это, а Юка ничего не ответила. Я прислушивалась к её дыханию — оно было ровным, но слишком частым, как будто бы она поднималась по лестнице, а не спокойно сидела рядом со мной на кровати.

— А помнишь, как я учила тебя целоваться? — вдруг спросила она.

— Помню. — Я улыбнулась. Мне казалось, что это было так давно. Всего два года прошло. Но для меня эти два года — бездонная пропасть. Я стала совсем другой. А вот Юка не изменилась.

— Ты совсем не умела целоваться. Генчик тебе этого не говорил?

— Нет, — хихикнула я. — Он говорил, что я так целуюсь, как будто бы душу его высосать хочу. Он говорил, что я горячая.

— Что он ещё говорил?

— Он говорил, что у меня классное тело. Что ему нравится, когда я кончаю.

— Что вы с ним делали?

— Всё — прошептала я. — С ним я была готова попробовать всё.