Падший враг (ЛП)

Грейс тридцать три года. Еще молода, но не настолько молода, чтобы не думать о том, с кем однажды она захочет иметь потомство. Она расчетливое существо, всегда на пять шагов впереди в игре. Когда дело доходит до прибыльных предприятий — я один из них.

— Ты любишь меня? — снова спрашиваю я, откидываясь назад.

— Да. — Она сужает глаза, неловко ерзая на стуле. — Почему это так странно для тебя? Ты меня не любишь?

— Я не уверен.

Но я уверен. Я уверен с половиной. Я уверен и трахаюсь, как дневная проститутка, потому что любовь к ней не приносит мне никакой радости. Никакого удовлетворения. Я стал думать о любви как о тюремном надзирателе. Что-то, на что ты обижаешься, а не лелеешь.

— Твое внезапное заявление ужасно удобно. Мне нужно будет попросить расписку за эту так называемую любовь, — протягиваю я.

— Не прошло и двадцати минут, как ты буквально держал свой член у меня во рту. Пока ты писал сообщения на телефоне! — Гремит она, ее щеки горят от ярости.

Я дарю ей холодную улыбку.

— Тебе нравится чувствовать себя немного мужественной. Это помогает тебе раскрепоститься после того, как ты весь день просидела на работе.

Она закатывает глаза.

— Ты хочешь доказательств, хорошо. Что ты имел в виду?

Мы ведем этот разговор, как будто мы ведем бизнес. Мне это нравится. Насколько мы единомышленники.

— Я хочу, чтобы ты переехала ко мне, — сухо говорю я.

Она кивает.

— Хорошо. Я могу это сделать. Что еще?

— Ты также женишься на мне, — продолжаю я как ни в чем не бывало. — Хотя я понимаю, что это может быть деликатной новостью, учитывая время и обстоятельства. Я дам тебе несколько месяцев, чтобы сгладить острые углы. Подготовить почву, так сказать.

— Выйти замуж? — Ее брови приподнимаются, глаза расширяются от открытого, беззастенчивого удовольствия. Она сдерживает свое волнение, не желая признавать свою невыгодность в наших переговорах. — Я не считала тебя тем, кто женится.

— Брак - это вполне прагматичное мероприятие. — Я беру вилку и откусываю от стейка, его кровавый сок стекает по моему языку. — Я поклонник институтов. Они выдерживают испытание временем, потому что они функциональны. Брак - это хорошая, малорискованная инвестиция. Мне нужны наследники, стабильность и дом за пределами этого проклятого города. Налоговые льготы тоже не прошли для меня даром.

Хотя эта небольшая речь не получит никаких романтических наград, она попадает в цель. Теперь, когда Грейс знает, что Дуглас не сделал ее мультимиллионершей, я вцепился ей в горло.

— Это предложение руки и сердца? — Ее темные глаза почти вылезли из орбит.

— Это заявление о намерениях.

— Все в порядке. — Она гладит свои блестящие волосы. — При условии, что я получу достаточно большое кольцо, чтобы его можно было увидеть с Марса. Я хочу чего-то грубого и неприятного. Что-то, что заставит каждую женщину, которую я знаю, презирать меня.

У меня не хватает духу сказать ей, что большинство женщин, которых она знает, уже ненавидят ее.

Либо Грейс плохо ведет переговоры, и я слишком много ей доверяю, либо она отчаянно нуждается в этой сделке. Во всяком случае, она слишком добровольно отказалась от борьбы, и мне интересно, почему. Она провела последнее десятилетие, бросая меня каждые несколько месяцев и втягивая меня во все свои драмы. . . только для того, чтобы сказать «да» на предложение? Какой у нее план?

— Ты подпишешь брачный контракт, — объявляю я.

Ее лицо падает.

— Зачем? Не похоже, что мы когда-нибудь собираемся…

Я поднимаю руку вверх.

— Ты мне нравишься, Грейс. Больше, чем должна. Но не делай ошибки. Я доверяю тебе не больше, чем завтрашнему заголовку National Enquirer.

Она смеется.

— Ты ужасен.

— Это не может быть для тебя новостью.

— Отлично. Но я оставляю за собой право пригласить трех адвокатов для рассмотрения этого брачного контракта.

— Возьми сотню, милая. Это не имеет значения. — Я добьюсь своего и позабочусь о том, чтобы мое богатство было в безопасности от нее, как это сделал мой отец с ее матерью.

— А теперь подожди меня в спальне, пока я помою посуду. — Я встаю.

Она сначала колеблется, слоняется, как будто хочет еще что-то сказать, потом встает на ноги.

Я стою к ней спиной, когда она начинает ходить. Я смотрю на нее из отражения в кухонном окне.

— Я сказал идти? Я имел в виду ползать.

Повернув голову, я вижу, как напрягается ее позвоночник, когда она кратко об этом думает.

— Тебе нравится меня унижать, не так ли?

Не особенно. Но я знаю, что ей это нравится, и я очень хорошо играю в нашу игру.

— Все в порядке, Арс. Беда в том, что мне тоже нравится быть униженной тобой. Я знаю, что ты меня не любишь. . . — Она делает вдох. — Нет, даже не пытайся отрицать это. То, что у тебя есть для меня, это не любовь. Это одержимость. Это всегда было одержимостью. Я все равно возьму это.

Медленно она опускается на четвереньки и ползет к моей спальне, ее великолепная задница висит в воздухе. Я люблю ее. Конечно, я люблю ее. Иначе зачем бы мне мириться со всем, через что она меня заставила пройти?