Меня охватило облегчение. Она не была мертва. Я присел, чтобы сесть на гребень, и медленно сполз вниз по крыше, пока не достиг желоба.
Ее пальцы сжались вокруг водосточной трубы. Ее тело болталось в воздухе.
Должен ли я позвать папу и Миранду? Попробовать подтянуть ее наверх?
Черт, я понятия не имел. Я никогда не думал, что кто-то из нас будет настолько глуп, чтобы законно бегать по крыше, как маньяк.
— Помогите мне, — умоляла Грейслин, по ее лицу текли слезы и капли дождя. — Пожалуйста!
Я схватил ее за запястья и откинулся назад, начиная тянуть. Острые шипы дождя затуманили мое зрение. Ее кожа была холодной, влажной и скользкой. Ее запястья такие тонкие, что я боялся их сломать. Ее пальцы вцепилась в мою кожу, цепляясь, извиваясь, пытаясь использовать меня как человеческую лестницу. Она пустила кровь, точно так же, как ее мать сделала сегодня ночью с моим отцом.
Я решил, что не разделю судьбу Дугласа Корбина. Я больше никогда не собирался проливать кровь женщины из Лэнгстона.
— Тяни меня сильнее! — Она застонала. — Я ускользаю. Разве ты не видишь?
Подошвы моих ног обгорели, когда я попытался втащить ее на крышу. Шансы были против меня. Физика тоже. Мне пришлось карабкаться в гору по мокрой гальке, волоча кого-то своим собственным весом. — Нужно держаться за водосток. Я должен позвонить папе.
— Я не могу!
— Мы оба упадем.
— Не оставляй меня!
Она думала, что я хотел убить ее или что-то в этом роде? Я тоже был готов опрокинуться.
— Послушай, я могу подержать тебя еще несколько секунд и дать отдохнуть твоим рукам, но тогда ты должна подержать водосток минуту или две, пока они не придут сюда.
Она выскользнула из моей хватки на дюйм. Извивалась в воздухе, как червь.
— Нет! Не оставляй меня! Я не хочу умирать.
— Не смотри вниз, — взревел я, падая на колени и дергая сильнее, изо всех сил. Мне казалось, что мои конечности отрываются от тела. Но она была слишком тяжелой, слишком влажной. — Только . . . просто посмотри на меня.
Давящая, безжалостная тяжесть ее внезапно исчезла. Мое тело дернулось назад. Мой затылок ударился о черепицу. Далекий всплеск ударил мне в уши.
Она упала.
Она упала.
В отчаянии я полз по желобу, щурясь вниз, пытаясь разглядеть сквозь дождь, грязь и густые кусты. Грейс приземлилась на навес, закрывающий пустой бассейн. Брюхо ее было глубоким, и вокруг нее была вода.
Грейслин не двигалась. Ее ноги были в странном положении, и я сразу понял, еще до того, как она начала кричать, что для нее все кончено.
Больше никаких вычурных тюлевых костюмов, русских пачек и танцевальных лагерей в Цюрихе.
Балетная карьера моей сводной сестры закончилась.
Такова была и моя жизнь, какой я ее знал.
Рентгеновские снимки пришли через несколько минут после того, как мы с папой попали в больницу.
Он ни разу не взглянул на меня за все время пути. Я рассказал ему обо всем, что произошло, кроме той части, где я подстрекал ее. Не нужно быть святее папы римского. Кроме того, она выжила, не так ли?
— Однако с ней все будет в порядке. Верно? — Я преследовал его по коридору, покрытому линолеумом, до ее комнаты. Я был так полон адреналина, что даже не чувствовал своих ног.
— Лучше бы она была в порядке, ради тебя, — прорычал он, глядя вперед. —Чем вы двое там занимались?
— Играли в игру.
Он фыркнул.
— Ты играешь по высоким ставкам. Типичный мужчина Корбин.
Какое отношение ко всему этому имеют стейки? В любом случае, я всегда был любителем бургеров.(игра слов: stakes-ставки, steaks – стейки)
— Хорошо это или плохо? — Спросил я.
— Проще говоря, это неизлечимое состояние, возникающее из-за слишком большого количества денег, слишком большого эго и слишком большого количества времени. — Он одернул свои кожаные перчатки за пальцы. — Мы, Корбины, склонны быть мятежниками, у которых есть причина. Надеюсь, ты не убил свою сестру. Обуздай свою личность, дитя.
Это было самое большее, что он говорил мне за месяцы, может быть, даже годы, так что я наслаждался этим. Дело было не в том, что он игнорировал меня. Папа хорошо заботился о том, чтобы я получал отличные оценки, посещал внеклассные мероприятия и тому подобное. Он просто не любил много разговаривать.
Вердикт пришел вместе с рентгеном. У Грейслин были сломаны две ноги и небольшой вывих позвоночника, который потребовал хирургического вмешательства.
Она также страдала от тяжелого случая быть мешком с дерьмом.
Последнее не было медицинским диагнозом, но, тем не менее, было правдой. Как только подействовали болеутоляющие и ее ноги были загипсованы, она указала на меня обвиняющим пальцем, сузив свои смоляные глаза.
— Это он. Он сделал это со мной. Он толкнул меня, мама.
Это был первый раз, когда я действительно потерял дар речи. Толкнул ее? Я пытался спасти ее, и она чертовски хорошо это знала.
— Ебанулась! Ты побежала по уступу и упала, — горячо сказал я. — Я пытался поднять тебя обратно. Ты чуть не оторвала мне руки. Вот, я могу это доказать.