Падшие ангелы Мультиверсума

– Сергей, возьми Иру, – Глеб аккуратно передал жену Климову. – Когда устанешь, ее понесет японец. Иди догоняй их.

Сергей не стал задавать лишних вопросов. С Ирой на руках он поспешил за остальными к лифту. Глеб с Тэньши остались вдвоем.

– Ты чувствуешь его? – спросил Глеб. Он помнил, что «падший» не лжет.

– Уходи, – повторил Тэньши. – Ты должен быть с женщиной, которую любишь, когда ее сознание проникнет за Дверь. Ты должен ей помочь, иначе она не справится и в этот раз.

– А ты?

– Я останусь, – «одержимый» смотрел то на Глеба, то опять в пустой коридор, быстро-быстро, по-птичьи вращая головой. – Во мне нет любви к людям. А всех таких, как я, уничтожили Токарев и Волох, Я последний. И я больше не хочу прятаться.

Он заглянул в глаза рыцаря, глубоко, в самый дальний уголок его «я». И сказал:

– Ты не знаешь, что такое быть одному в чужом мире.

Глеб пришел в себя возле дверей лифта. С ощущением, что отдернулся черный занавес, отделявший его от реальности.

Его «доспех» бодро шагал сам по себе, выполняя поступивший извне приказ. Остановился он, только когда Глеб оказался в лифте. И дожидавшийся его Икари нажал кнопку минус двадцать седьмого этажа.

Оставшись один, Тэньши вытянул перед собой руки с напряженными пальцами. Присел, сгибая колени. Его глаза теперь неотрывно смотрели в одну точку.

Эта точка находилась на потолке. И постепенно приближалась к нему.

Между скрюченными, как когти, пальцами «одержимого» затрещали зеленые искры. Но прежде, чем они превратились во что-то более серьезное, вроде огненных шаров или молний… Прежде, чем Тэньши вывернул податливую реальность наизнанку и закрутил ее тугим узлом вокруг своего врага…

Аркадий Волох опутал его клубком стрекательных щупальцев. И сам обрушился на Тэньши с потолка.

Янтарная оболочка дала Икари разгадку Лабиринта и сделала неуязвимым к его ловушкам. Он шел впереди, указывая дорогу, не оборачиваясь, в уверенности, что его спутники следуют за ним. Владимир, обнимая жмущуюся к нему Дарью, качал головой. А увидев разрушенного Минотавра (Даша задрожала), громко прищелкнул языком.

Икари поднял руку, указывая на Янтарную Дверь. Как бы говоря: «Вот мы и пришли». «Янтарь» потек с его тела. Процесс этот оказался болезненным – клон упал на колени, согнулся, держась за живот. Уперся лбом в пол. Его окружили в замешательстве, не зная, что делать. Владимир протянул руку к плечу японца.

– Что с ним такое? – громко спросил он.

А «янтарь» собирался в дрожащую лужу возле Двери и застывал. К Двери от него протянулась струйка-отросток – связующая пуповина.

– Положите ее туда, – с усилием выдавил Икари. У него прорезался сильнейший акцент.

Потом Глеб заметит, что вместе с одеждой и телеприставкой у японца пропал языковой мнемософт, который он носил не снимая. А пока рыцарь отнес Ирину к Двери и бережно опустил ее на разлитый «янтарь».

Непостижимая субстанция всколыхнулась и выбросила десятки нитей, которые оплели ее руки, ноги и голову. Никаких симбиотических трюков с врастанием под кожу.

Глеб еще постоял над ней. И отошел назад, уступая дорогу Владимиру.

Тот сомнамбулически шел к Двери широкими деревянными шагами. Перед самой желтой стеной он остановился. Обернулся к Даше. Что-то беззвучно произнес.

И погрузился в «янтарь».

– Что мы должны теперь делать? – спросила Даша, почему-то у Сергея.

Икари, распластавшийся на полу, был без сознания. Отшельник пожал плечами.

– Ждать, – ответил за него Глеб.

Медленно, аккуратно (левый сгибатель и правда барахлил) Глеб опустился на колени рядом с Ирой. Хотелось прикоснуться к ее лицу или руке, но он стеснялся при Сергее. Оставалось смотреть. И чувствовать поднимающуюся в груди волну – горячую и теплую, как стакан молока с медом.

Он сиделка койке, разглядывая символ Электрического Агнца на стене. Его руки, левая в перчатке с длинным раструбом, были сжаты в общий кулак между коленями. Она первой нарушила молчание.

– Ты не любишь свое тело, – сказала она с упреком. –А это значит, ты не любишь себя. Так нельзя, родной мой.

Он повернулся к ней. И медленно, с продуманной жестокостью к себе, стянул перчатку с левой руки.

Квазиорганику должны были напылить завтра. А сейчас протез представал во всем неприкрытом бесстыдстве. Прутья полимерного каркаса, перевитые жгутами синтетических мышц. И так от кончиков пальцев до самого плеча. Самое унизительное – на ладони стоял штамп изготовителя. Точная копия символа над тумбочкой.

– Как можно любить это? – спросил он.

Ира опустилась на колени перед кроватью, передним. И прежде, чем он успел отдернуть свою новую руку (рефлексы еще пошаливали), переплела свои живые пальцы с его, холодными, углеплас-тиковыми. Нежно прижалась губами к тыльной стороне этого изделия медтехов. Там, где у человека располагается первый сустав большого пальца.

– У нас есть всего один выход, – сказала она, улыбаясь сквозь слезы. – Я буду любить твое новое тело, А ты будешь любить меня,

Этого ведь никогда не было, правда? Он лежал в больнице один. Кроме следователей Ордена, никто, даже Сергей, не приходил его навещать. Он не мог оставить Иру одну.