Председатель. — А вашим агентам, которые руководили делом?
Герасимов. — Может быть, полковнику Еленскому. Виноват, не так давно это было уже, когда я был в отставке или перед тем, что выходил в отставку — по поводу Шорниковой возник какой-то вопрос. Она просила… подала даже жалобу Джунковскому о том, что ей дали мало содержания. Вот по этому поводу что-то такое. Ей выдали, кажется, больше. Теперь она получает из департамента полиции пенсию. Я не знаю, что-то такое.
Председатель. — Это было уже когда вы были в отставке?
Герасимов. — Это было уже после.
Председатель. — В девятисотых годах. Может быть это было при вас?
Герасимов. — Я был тогда генералом для поручений и ничего не делал.
Щеголев. — Совершенно верно. Был издан розыскной циркуляр о Шорниковой?
Герасимов. — Не помню.
Щеголев. — С того момента, как она исчезла из Петербурга, вы ни в какие соприкосновения с ней не приходили?
Герасимов. — Нет, я вообще ее раз видел. Нет.
Председатель. — Входили ли в сношения с нею чины вашего отделения?
Герасимов. — После того, как она уехала. Я не знаю.
Иванов. — В каком году она возвратилась, в Петербург?
Герасимов. — Она возвратилась при Джунковском, просила о пенсии. Но я лично не знаю.
Щеголев. — Когда она просила пенсию, вам пришлось говорить с Джунковским?
Герасимов. — Я помню, такие статьи были в газетах. Я написал… по поводу того, что Шорникова была в организации… Я помню, в «Вечернем Времени» написали… По поводу моей деятельности, большой шум в газетах вызвали, потому что Курлов окружил себя такими господами. Ему нужно было меня грязью забросать. И вообще около моего имени шум поднялся.
Председатель. — Какими господами окружил себя Курлов?
Герасимов. — Веригин, Сенько-Поповский — это были люди такие… Мануйлов, который деньги получал из департамента полиции и писал обо мне гадости… Гурович — форменный провокатор. Он умер в девятисотых годах. Он тоже меня с грязью мешал и помещал всевозможные статьи. Тогда я просил Макарова и других выступить в процессе и защитить мое имя. Говорят: «не обращайте на это внимания».
Председатель. — Вы докладывали об этом?
Герасимов. — Я докладывал. Говорю: «Предайте меня суду, если я нарушил закон. Нельзя же так». Я указывал, что Курлов повел агитацию…
Председатель. — Зачем Курлову нужна была эта агитация?
Герасимов. — Против меня. Он боялся…
Председатель. — Вы говорите об его деятельности в качестве товарища министра? К какому времени это относится?
Герасимов. — Это к 1909 году относится. И вообще он почему-то хотел отдалить меня от Столыпина, вообще интриги были, чтобы я никакого участия не имел при политическом розыске. А по этому поводу пошли всевозможные мерзости и гадости. Например, по делу с полковником Карповым. Я тогда был совершенно не у дел… По делу с убийством полковника Карпова. С этого момента он и начал. Он не дал мне возможности явиться на суд, послал меня в Иркутск…
Председатель. — В Иркутск? Курлов?
Герасимов. — Курлов.
Председатель. — Какие же гадости говорил про вас Курлов?
Герасимов. — Он говорил, что якобы я… он сумел во дворец втереться и повел агитацию такую, будто Столыпин и я — мы революционеры, будто мы революцию делали.
Председатель. — Какую революцию?
Герасимов. — Всю революцию 1905–1907 годов. Будто мы все делали и революции никакой не было бы, если бы не мы… и что убийство… это дело рук… Нужно было поколебать то доверие, которым пользовался при дворе Столыпин, и он этого достиг. Он хотел, чтобы Столыпин потерял всякое значение там. Сам же потом втерся туда при рвани придворной.[*]
Председатель. — При чем?
Герасимов. — При рвани… извините, что так выразился … при рвани, которая образовалась там. Кажется, этого негодяя он разрешил выписать и под его крылышком… — Я говорю про Распутина, потому что Распутин появился при дворе, в Петербурге, в 1908 году впервые. Кто нашел его? Это я. В то время, когда боялись каждого, когда все казались подозрительными лицами, дворцовый комендант вызвал меня…
Председатель. — Кто?
Герасимов. — Дедюлин. Он сказал, что у Вырубовой появился мужик, по всей вероятности, переодетый революционер. Так как государыня часто бывает у Вырубовой и привозит государя, то я просил обратить внимание на этого мужика. Тогда этого мужика взяли под наблюдение. Он оказался Распутиным. Когда я дал телеграмму по местожительству, то дали сведения, что это первостепенный негодяй. Я об этом доложил, кажется, П. А. Столыпину. Он попросил больше об этом никому не докладывать, — ни товарищу министра, ни директору. Он сказал: «Я буду говорить с государем». Позвольте, — это, может быть, к делу не идет?
Председатель. — Вкратце скажите.
