Протопопов. — Нет, какой же это шпион?!…
Председатель. — Вы, вероятно, будете отрицать, что знали, кто он, а у нас нет пока данных утверждать, что вы знали… Но я вам скажу: это — человек, которого союзные с нами правительства, так сказать, считают шпионом, устанавливают за ним наблюдение… Как же русский министр внутренних дел попадает во время войны в такую историю: вступает в сношения, посылает такую, в высшей степени любезную телеграмму человеку, который, и по данным русской полиции, и по данным наших союзников, в том числе и англичан, — человек подозрительный, бывший австрийский подданный, недавно принявший американское подданство?
Протопопов. — Я не считал, что я состою с ним в сношениях… А что я ему ответил любезной телеграммой, это — правда: я ответил любезной телеграммой…
Председатель. — Теперь, когда мы текст телеграммы отчасти огласили, вы говорите, что ответили любезной телеграммой. Раньше вы нам ответили, что, получив неблагоприятные для Перрена сведения от департамента полиции, вы лишь сослались на военные обстоятельства и отказали ему во въезде в Россию.
Протопопов. — Правда, правда… Это я помню…
Председатель — Вы видите: телеграмма содержит в себе несколько иное ваше настроение, не ограничивается сухим отказом во въезде.
Протопопов. — Нет, сухого отказа не было, потому что у меня оставался интерес к некоторым предсказаниям… Это верно. Но, понятное дело, я с ним никаких сношений не мог иметь…
Смиттен.— Благоволите сказать, какую сумму вы заплатили ему за гадание?
Протопопов. — Двести рублей — за один сеанс… Но нас было несколько человек…
Руднев. — Не можете ли вы мне ответить, какого рода гадание, какой разговор происходил у вас, — если это не касалось вашей семейной жизни?
Протопопов. — Он смотрел на руку… По-английски разговор у нас происходил…
Руднев. — Но о чем?
Протопопов. — Ну, например, отгадал, как зовут мою мать: заставил меня думать, — и отгадал!… Я был с женой, дочерью, beau-frère'ом, — нас было несколько человек.
Председатель. — Вам известно, что этот человек ездил к русской границе для секретных свиданий с некоторыми русскими?
Протопопов. — Нет, не знаю… Подробностей я совершенно не знаю про него.
Председатель. — Это не подробность, и это факт!
Протопопов. — Мне это не было сообщено… Вообще про шпионаж в министерстве внутренних дел ничего не знали.
Смиттен. — Каким образом возник вопрос о выдаче ему паспорта для въезда в Россию?
Протопопов. — Вот это — через меня…
Смиттен. — Какие шаги вы предприняли в этом направлении?
Протопопов. — Никаких… Я просто сказал директору департамента полиции: «Нельзя ли устроить ему паспорт?»…
Смиттен. — Поручая такое дело директору департамента полиции, вы установили сначала, кто этот господин?
Протопопов. — Ведь, иначе нельзя!… Для того, чтобы приехать в Россию, нужно в генеральном штабе узнать, можно ли этому человеку приехать…
Смиттен. — Когда вы поручали выдать паспорт Перрену, вы знали, какой тут порядок?
Протопопов. — Нет, не знал. Я узнал, когда мне сказали…
Смиттен. — Значит, на том основании, что он вам гадал за два года перед тем, вы сочли возможным пустить его в Россию во время войны, не зная, кто он такой?
Протопопов. — Я не думал об этом…
Смиттен. — Ведь инициатива выдачи паспорта принадлежит вам?
Протопопов. — Вы, действительно, вопрос остро ставите!… Действительно, это верно… Но, во всяком случае, паспорт выдает ведь не министр внутренних дел, а выдает директор департамента полиции. Я туда и обратился: может он приехать или нет?… А уж там — они сами знают…
Смиттен. — Значит, вы обратились не императивно к департаменту полиции, чтобы устроить такой-то паспорт?…
Протопопов. — Нет, нет!…
Смиттен. — Вы лишь спрашивали, может ли он приехать?
Протопопов. — Не помню, в какой форме… Но, во всяком случае, как только было сказано, что нельзя…
Смиттен. — Не можете ли вы сказать, какому лицу вы передали вашу телеграмму к Перрену?
Протопопов. — Директору департамента полиции, тому же Васильеву.
Председатель. — Следует ли понимать вас таким образом, что, за исключением той телеграммы, часть которой я здесь огласил, вы не состояли ни в какой ни телеграфной, ни почтовой переписке с этим Карлом Перреном?
Протопопов. — Кажется, две или три телеграммы послал… В ответ на каждое его письмо я посылал телеграммы.
Председатель. — Значит, были и другие телеграммы?
Протопопов. — Раньше, — когда я думал, что он может приехать…
Председатель. — Нас интересует тот период вашей жизни, когда вы были министром.
