Читаем Падение Царьграда полностью

Место, отведённое для князя, находилось на дороге он третьей террасы к часовне, и его туда отнесли в паланкине, а там он увидал особо устроенную платформу, на которой под высоким балдахином стоял мягкий стул, а подле него жаровня с горевшими углями, чтобы защитить его от холода и сырости ночной поры. Перед платформой был установлен высокий шест с прикреплённой к нему корзинкой, которая была наполнена горючими веществами для освещения местности. Наконец, заботы о князе Индии шли так далеко, что на маленьком треножнике рядом со стулом были приготовлены вино и вода.

Прежде чем занять своё место, старик подошёл к краю террасы и бросил взгляд на видневшуюся у его ног часовню. Но среди наступившей темноты он не мог ничего разобрать. В эту минуту со стороны города послышался глухой шум вроде рокота морских волн.

   — Идут, — произнёс рядом с ним какой-то суровый голос.

Князь обернулся и произнёс:

   — Это ты, отец Феофил?

   — Да. Крестный ход идёт.

Князь Индии вздрогнул и стал прислушиваться к отдалённому шуму, который всё усиливался.

   — Кажется, людей очень много? — заметил он, обращаясь к своему собеседнику.

   — Больше, чем когда-либо.

   — Отчего?

   — По причине наших духовных распрей. Да, эти распри всё умножаются. Сначала был разлад между церковью и троном, а теперь церковь вооружилась сама на себя, и у нас две партии: римская и греческая. Один человек у нас сосредоточивает в себе всю набожность и всё знание христианского Востока. Ты его сейчас увидишь: это Георгий Схоларий. Ему было свыше наитие восстановить эти торжественные всенощные бдения, и он разослал гонцов во все обители, приглашая принять участие в сегодняшней службе.

   — Он учёный человек, ваш Схоларий, — заметил князь.

   — Да, в нём говорит разум пророка.

   — Он патриарх?

   — Нет. Патриарх принадлежит к римской партии, а Схоларий к греческой.

   — А Константин?

   — Он добрый государь, но, увы, слишком занят государственными заботами.

   — Да, да, государи иногда так заняты, что не могут думать о спасении своей души. Но разве сегодняшняя служба имеет особую цель?

   — Сегодняшнее всенощное бдение имеет целью восстановить единство церкви и возвратить государству его славу.

   — Понимаю. Схоларий хочет подчинить императора церкви.

   — Император сам присутствует здесь.

Между тем процессия приближалась, и раздались звуки труб. Мало-помалу стала подниматься по террасам толпа в светлых одеждах, наполнявшая воздух протяжным пением.

Когда показался первый зажжённый факел в ста шагах от часовни, то отец Феофил воскликнул:

   — Вон! Смотри, Схоларий идёт за трубачами.

   — У него в руках факел?

   — Да. Но если бы даже он бросил факел, то всё-таки остался бы светочем церкви. Процессия — продолжал отец Феофил, — не остановится у часовни, а пройдёт ко дворцу, где к ней присоединится император. Если ты, князь, хочешь видеть всё яснее, то я зажгу эту корзинку.

И через минуту заполыхавший огонь осветил так хорошо всю местность, что можно было видеть как днём все мелкие подробности процессии.

Князь Индии с любопытством смотрел на Схолария. Это был человек высокого роста, худой как скелет, с обнажённой головой, впалыми щеками и тонкими чертами лица, в тёмной рясе и без сандалий на ногах. В одной руке он держал факел, а в другой крест.

В ту минуту, как он поравнялся с князем Индии, Схоларий взглянул на него, и глаза их встретились. Хотя прошло только мгновение, но тот и другой вздрогнули. Был ли монах недоволен, что иностранец смотрит, как на зрелище, на то, что он считает священным, или во взгляде князя Индии было что-то необыкновенное, но он посмотрел на него с злобным отвращением и, высоко подняв крест, громко произнёс:

   — Заклинаю тебя, враг Иисуса Христа!

С своей стороны князь Индии, увидав перед своими глазами серебряное изображение на кресте из слоновой кости Иисуса Христа в терновом венце, ощутил какое-то странное чувство, и в глазах его помутилось.

   — Что с тобой, князь? — спросил отец Феофил.

   — Ничего, — отвечал старик, приходя в себя, — твой друг Схоларий великий проповедник.

   — Да, его устами говорит сама истина.

   — Должно быть, так, — произнёс князь Индии, как бы рассуждая сам с собой, — но никогда никто нс производил на меня такого впечатления, как этот человек. Или, быть может, на меня так влияют обстановка, пение, ночь?

   — Нет, в этом человеке поражает присутствие Духа Божия.

В это время голова процессии приблизилась к часовне, и князь Индии, поражённый, он сам не знал чем, взглядом и фигурой Схолария, хотел было удалиться, но какая-то таинственная сила привлекла его к этой процессии, и он молча уселся на приготовленный ему стул.

Отец Феофил встал возле него и начал объяснять, какие монахи принимали участие в ходе, по мере появления их у часовни. Все они были разделены на четыре отдела: братья из обители Константинополя, с соседних островов, с берегов Босфора и из различных скитов. Более получаса шли эти монахи в белых, серых, чёрных и жёлтых рясах, с обнажёнными головами и босыми ногами.

Особое внимание князя Индии было обращено отцом Феофилом на братьев обители святого Иакова, как богатейшей и могущественнейшей в Константинополе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза