Читаем Падение Царьграда полностью

   — Свитой и эскортом. Кроме того, я приказал принести сюда из моих собственных покоев мягкую мебель, постели, светильники, яства и напитки, но моё приказание ещё не исполнено. Клянусь первой главой Корана...

   — Клянись чем-нибудь менее святым!

   — Клянусь костями правоверных, что я намеревался оказать вам наивозможно большее гостеприимство.

   — По приказанию твоего юного повелителя?

Комендант молча наклонил голову.

   — Хорошо, — сказал князь более мягким тоном, — я тебе верю, но теперь докажи свою искренность. Передай это, — старик снял с пальца кольцо с изумрудом, — эмиру Мирзе.

Слова эти были произнесены так уверенно, что турок молча взял кольцо.

   — И скажи эмиру, что я прошу его воздать хвалу Богу за то милосердие, которое он оказал нам у юго-западного угла Каабы.

   — Разве ты мусульманин? — спросил с удивлением комендант.

   — Я не христианин.

Комендант поцеловал руку князя Индии и молча удалился, пятясь назад и с видом самого глубокого уважения.

Не успела дверь затвориться за ним, как князь засмеялся и стал самодовольно потирать руки.

Он подумал, что Мураду осталось немного жить на свете. Магомет будет султаном и возьмёт Константинополь.

Занятый своими мыслями, он неожиданно обернулся и увидел, что Сергий стоял, сложив руки и закрыв глаза. Он впервые стал внимательно разглядывать его тонкие черты, бледное лицо, маленькую бороду и разделённые посредине головы светлые волосы. Он где-то видел прежде это лицо, он стал припоминать и сердце его дрогнуло: этот юноша напоминал ему Того, крестной смерти Которого он оказал содействие когда-то в Иерусалиме. В глазах у него потемнело, и он увидал в неожиданно окружившем его мраке ту сцену, которая произошла столько веков тому назад у Дамасковых ворот священного града. Он снова услыхал слова центуриона, который, обращаясь к нему, сказал: «Эй ты! Покажи нам дорогу к Голгофе». Он снова чувствовал на себе печальный взгляд Того, Кого он ударил по щеке, говоря: «Иди скорей, Иисус!» В его ушах раздавались слова: «Я пойду, а ты останешься на земле, пока Я опять не приду».

Когда спустя несколько минут князь Индии пришёл в себя, в комнату вошли слуги с зажжёнными лампами, коврами, столом, стульями, постелями и бельём. Как по мановению волшебного жезла, комната стала удобной и уютной.

Вскоре дверь отворилась, и паж в блестящей одежде, остановись на пороге, громко произнёс:

— Эмир-Мирза!

<p>XII</p><p>ВОЗВРАЩЕНИЕ КОЛЬЦА</p>

Услыхав о прибытии Мирзы, князь Индии остановился посреди комнаты и, приняв полную достоинства позу, казался в своей бархатной шубе, на которой рельефно выдавалась его серебристая борода, таинственным восточным владыкой.

Мирза нисколько не изменился с тех пор, как он виделся с князем в Мекке, только лицо его не было таким загорелым, как тогда. На нём, так же как на Магомете, была кольчуга, покрывавшая его с ног до шеи. Кроме кинжала за поясом, у него не было никакого оружия. С улыбкой удовольствия подошёл он к старику и почтительно поцеловал протянутую ему руку.

— Прости мне, князь, если мои первые слова будут казаться упрёком: отчего ты так долго заставил себя ждать?

   — Эмир, — строго произнёс старик, — ты изменил своему слову. Кому ты поведал поверенную тебе тайну? Сколько людей знали о моём прибытии?

Эмир хотел что-то сказать, но князь его перебил:

   — Говори по-итальянски.

Мирза поспешно взглянул на Сергия и Нило, потом окинул быстрым взглядом комнату и произнёс на итальянском языке:

   — Это помещение темница. Что ты здесь делаешь?

   — Комендант поместил меня и моих друзей в эту комнату, — улыбнулся князь Индии. — По его словам, все лучшие покои замка заняты.

   — Он горько раскается в своей дерзости. Мой повелитель справедлив и строг, а я, доложу ему об этом немедленно. Но, князь, сам посуди, справедливо ли ты на меня сердишься. Я вынужден был рассказать Магомету, что был спасён от смерти тобою. Слово за слово, он выведал от меня всё, что ты мне говорил, и, право, князь, если бы ты его так знал, как я, если бы тебе было известно, что это за человек, ты не скрыл бы от него тайны небесных светил. Нет, князь, ты бы так же поступил на моём месте. Я сообщил поверенную мне тайну только одному моему повелителю, и ты можешь быть уверен, что эта тайна похоронена в его сердце.

   — Хорошо, эмир. Я даже начинаю думать, что твой поступок принёс пользу. Я полагаю, что Магомет, зная предсказания небесных светил о своей судьбе, недаром провёл эти годы.

И старик снова протянул руку Мирзе, который крепко её пожал и воскликнул:

   — Я принёс тебе весточку от князя Магомета. Я был с ним в то время, когда комендант передал мне твоё кольцо. Вот оно. Оно может пригодиться тебе в другой раз. Когда мой повелитель Магомет узнал, что ты здесь, в замке, он стал требовать, чтобы я привёл тебя. Аудиенция тебе назначена ровно в двенадцать часов. А пока, князь, позволь мне перевести тебя в другой покой, более достойный твоей особы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза