Падение дома Ашеров. Страшные истории о тайнах и воображении

Во время одного из моих странствий пешком, последним летом, по речным областям Нью-Йорка, я несколько сбился с дороги, а день уже склонялся к западу. Местность была удивительно волнообразная; и, стараясь держаться в долинах, я так долго кружился, за последний час, что не знал более, в каком направлении находится прелестное селение Б., где я решил переночевать. Солнце, строго говоря, едва светило в продолжение дня; но, несмотря на это, воздух был до неприятности теплым. Дымный туман, похожий на туман «индейского лета»*, окутывал все кругом, и, конечно, еще более усиливал мою неуверенность. Не то, чтобы я очень беспокоился об этом. Если бы я, до заката или даже до наступления ночи, не пришел в селение, было более чем возможно, что я скоро мог набрести на какую- нибудь небольшую голландскую ферму, или на что-нибудь в этом роде, хотя, по правде сказать, окрестная местность (быть может, оттого, что она была не столько плодородной, сколько живописной) была очень слабо заселена. Во всяком случае, бивуак на открытом воздухе, с дорожной сумкой вместо подушки, и с собакой, как с часовым, представлял из себя как раз нечто такое, что могло бы весьма позабавить меня. Итак, я весело и бодро шел вперед, предоставив Понто заботиться о моем ружье, пока, наконец, как раз когда я начал смотреть, не являются ли многочисленные небольшие прогалины, шедшие по разным направлениям, путеводным указанием, я был приведен, наиболее заманчивой из них, к проезжей дороге. В этом не могло быть никакого сомнения. Следы легких колес были очевидны; и, несмотря на то, что высокие кустарники и разросшиеся заросли встречались вверху, внизу не было никакого препятствия, хотя бы и для виргиниевской фуры, похожей на гору, для повозки, как я полагаю, наиболее стремящейся в высь. Дорога, однако, не имела никакого сходства с какой-либо из дорог, виденных мною доселе, исключая того, что она проходила через лес, если название «лес» не было слишком пышно в применении к группе этих легких деревьев, и за исключением очевидного следа от колес. Он был лишь слабо заметен, отпечатлевшись на плотной, но приятно влажной поверхности чего-то, походившего более на зеленый генуэзский бархат, чем на что-либо иное. Это была, конечно, трава, но трава, какую мы обыкновенно видим только в Англии, такая короткая, такая густая, такая ровная, и такая яркая. Ни малейшего постороннего предмета не было в колеях, ни малейшей даже щепочки, или сухой ветки. Камни, некогда загромождавшие путь, были тщательно положены, не брошены, по обеим сторонам узкой дороги, таким образом, что они полуопределенно, полунебрежно, и вполне живописно определяли ее границы на грунте. В промежутках везде виднелись роскошные гроздья диких цветов.

Что́ все это означало, я, конечно, не знал. Искусство присутствовало здесь несомненным образом, но это меня не удивляло, все дороги, в обычном смысле слова, являются произведениями искусства; не могу также сказать, чтобы в данном случае можно было очень удивляться на избыток проявлений искусства; все это, по-видимому, было сделано, могло быть сделано здесь, с помощью природных «данных» (как они определяются в книгах об устройстве садов-ландшафтов), при незначительной затрате труда и денег. Нет, не количество проявлений искусства, а характер их заставил меня сесть на один из обросших цветами камней и с изумленным восхищением внимательно смотреть, целые полчаса или больше, на эту феерическую аллею. Чем дольше я смотрел, тем более и более для меня становилось очевидным одно: распределением всех этих подробностей заведовал художник, и художник с самым изысканным чувством формы. Приняты были самые тщательные меры, чтобы сохранить должное соответствие между изящным и грациозным, с одной стороны, и живописным с другой, в том истинном смысле слова, как понимают это итальянцы. Здесь было очень мало прямых линий, и не было вовсе длинных линий без перерывов. Одинаковый эффект изгиба или краски повторялся почти везде дважды, но не чаще, с какой бы точки ни смотрел наблюдатель. Везде была различность в однообразии. Это было «образцовое произведение», в котором самый прихотливый взыскательный вкус вряд ли мог бы указать на какой-либо недостаток.

Выйдя на эту дорогу, я повернул направо, и теперь, поднявшись, пошел дальше в том же направлении. Путь был такой змеевидный, что, проходя, я ни разу не мог определить его направления более, чем на два или на три шага. Существенным образом характер его был беспеременным.

Вдруг какое-то журчание мягко проникло в мой слух, и, несколько мгновений спустя, сделав поворот несколько более резкий, чем прежде, я увидел, как раз перед собой, какое-то особенное здание, находившееся у основания небольшой возвышенности. Я ничего не мог ясно рассмотреть, так как вся небольшая долина внизу была захвачена туманом. Теперь, однако, поднялся легкий ветерок, между тем как солнце близилось к закату; и, пока я медлил на вершине склона, туман постепенно рассеивался в отдельные хлопья, и так плыл над всей сценой.