Падение «черного берета»

— У блатных нервы ни к черту. Как только услышали взрыв, какой-то пахан как завизжит: «Братва, да нас счас топить будут… е… м их скопом!» А мы только на это и рассчитывали, хотя и не предполагали, что все так быстро начнется. Я их неплохо закупорил… червяки в банке… Открыли такую пальбу и кто-то, видно, случайно угодил в емкость с аммиаком. Хорошо, что ветер дул в сторону водохранилища, а так бы всех потравило…

— Значит «стрелка» удалась? — с усмешкой спросил Карташов.

— Это надо было видеть! Все, как буйволы откормленные, но пули их укладывали только так. На что наш доктор ко всему привычный, но и он, когда осматривал их, ругался матом, как последний ханыга. Я подхожу к нему и спрашиваю: «Ну как, доктор, живые есть?», а он: «У этого пульса нет и у этого пульса нет… » И так раз десять: «У этого пульса нет». Правда, у одного курчавого сердце еще билось, но весь живот был разворочен, словно чернобыльский реактор. Жратва перемешалась с кишками, и так несло чесноком… бр-ррр… — Одинец передернулся, демонстрируя отвращение.

— Наверное, перед «стрелкой» пацаны забегали поужинать в «Арагви»… Я всегда своим бойцам внушал, чтобы перед операцией не наедались. Лучше бутылку оприходовать, чем жрачкой набивать желудок…

Где-то неподалеку стрекотнула сойка, видно, ее разбудил самолет, низко пролетавший над рощицей. На макушке высокой сосны, как приклеенная, висела зеленая звездочка. Карташов смотрел на нее и вспоминал другие звезды, в других местах, куда заносила его жизнь. И подумал: если еще хоть раз сойка даст о себе знать, значит, все кончится хорошо. И он начал считать и досчитал до ста, когда совсем рядом, меняя модуляции, прострекотала пичужка. Он поднял воротник куртки, зябко поежился и прижался к плечу Одинца.

Перед его взором замелькали бессвязные клипы, постепенно уводя его в тревожный и вместе с тем вполне реальный сон… Как будто он ползет по узкому, диаметром в 80 сантиметров , лазу и ощущает затылком осыпающийся песок. Но сзади на него напирают, подталкивают, и он, понимая, что по его вине может сорваться побег, изо всех сил принялся работать локтями, устремляясь в непроглядную тьму. Он знает, что надо проползти семнадцать метров и потому очень боится, что не заметит вертикального ствола колодца и уползет в глубь земли… С надеждой ждет, когда появится впереди спасительный свет и в лицо повеет свежий ветерок. Но вместо этого услышал над головой злобный лай сторожевых собак, глухой топот ног, истерические крики часовых… Он затаился, закусив зубами рукав лагерной спецовки.

— Так ты, Саня, говоришь, что это была настоящая Варфоломеевская ночь? — Карташов взглянул на Одинца, но тот, откинув на сено голову, скрестив на груди руки, крепко спал. И, возможно, видел во сне бой: временами по лицу пробегала судорога, дыхание учащалось, а указательный палец правой руки делал и делал сжимающе-разжимающее движение, словно нажимал на курок…

Карташов вынул из куртки мобильник и набрал номер телефона Надьки Осиповой. Ответили сразу и полился жалостливый поток из слез и причитаний. Так он узнал, что их со Светкой таскали на допросы в милицию, но они ничего не сказали, потому что сами ничего не знали и следователь от них отстал… И, наверное, от растерянности Надька сморозила глупость, сказав, чтобы он «как-нибудь зашел за вещами». Однако известие о том, что сестра уехала домой, облегчило его душу и вселило некоторую определенность.

…Накрапывал мелкий дождик и он, слизнув с усов капельки влаги, вдавился спиной в сухое сено…

Николай приехал почти под вечер, прихватив с собой трехлитровый термос с бульоном, бутылку водки и блок сигарет… До Ангелово добрались без происшествий.

На следующий день Николай с Карташовым поехали в Тарасовку, чтобы заплатить Гудзю за утопленный «мерседес» и забрать «шевроле». Однако прокатчик в виду каких-то своих соображений потребовал от них пятьсот долларов комиссионных. Ссылаясь на то, что совсем недавно он заменил на «мерседесе» все протекторы на новые, фордовские… Потом Карташов, уже сидя в кабине «шевроле», долго ждал, когда Николай закончит конфиденциальные переговоры с хозяином дома. А то, что это были секретные переговоры, говорил заговорщицкий тон, с каким Николай попросил оставить их одних…

Белая вилла

Особняк Музафарова на фоне архитектурных уродов, принадлежащих новым русским, выглядел настоящим принцем. Его светлые элегантные очертания говорили о легкости, некоторой прихотливости, но без намека на претенциозность. Главный вход — широкое полукруглое крыльцо, по бокам которого в гармонии с главным фасадом доминировали шесть изящных колонн. В здании много было зеркальных стекол, а на одном из его крыльев, словно ласточкино гнездо, очень органично, вписалась беседка, тоже с колоннами и издалека напоминала крошечный замок, но тоже легкий, отливающий изумрудами окон.