Падение Башен

— По глазам, — сказал Креветка. — Зеленые, как мои. Слушай, мы рыбаки, должны держаться вместе. Чего ради ты связался с армией?

Тил пожал плечами.

— А что еще делать?

— Это верно, — согласился Креветка. — Да, вот Кудряш, он фермер.

Кудряш, все еще думающий о своем проигрыше, проворчал.

— Какой я фермер? Я почти год провел в Адском Котле в банде недов?

— Верно-верно, — сказал Креветка. — Знаешь, это абсолютно честная игра, клянусь желтыми локонами Его Величества, по каким образом...

Воздух пробил удар гонга, и металлический голос ударил им в уши.

— Все новые рекруты идут к Звездному стадиону...

— Это мы, — сказал Креветка, и все они бросились к дверям.

Среди центральных зданий Тилфара, которыми быта ограничены действия рекрутов, было одно, погруженное в город, как опрокинутый пузырь. Оно могло вместить под своим куполом десять тысяч человек, но беспокойные солдаты заполнили только одну секцию.

На сияющем возвышении офицеры выглядели игрушечными. Один подошел к микрофону, кашлянул и, когда эхо прокатилось по арене, начал:

— За барьером у нас есть враг, враждебный всем принципам, которые человеческий род...

Тил сидел среди шестисот новобранцев и слушал. Затем у рекрутов было свободное время до следующего дня. Тил все еще держался с Креветкой и Кудряшом. Когда они возвращались в барак, он спросил:

— Как вообще работает эта игра?

Креветка пожал плечами.

— Точно не знаю. Но почему-то обезьяны как раз не имеют шанса. Нет, игра честная, но вот они выигрывают не больше, чем один раз из десяти. Обычные люди, вроде нас с тобой, делают как надо, а с практикой выигрывают чаще. А вот эти большие парни... просто забудь об игре, когда они поблизости. Ты разве не идешь с нами в барак? — они остановились у двери.

— Не-а, — сказал Тил, — я, пожалуй, пройдусь и посмотрю вокруг.

— Могу сказать тебе, что здесь не много увидишь, — сказал Креветка, — но дело твое. Увидимся позже.

Когда Тил ушел, Креветка пошел в барак, но Кудряш смотрел вслед Тилу, исчезавшему в полутьме.

— Чего ты ждешь? — спросил Креветка.

— Слушай, какого цвета глаза у этого парня?

— Зеленого. Чуть темнее моих.

— Я тоже так думал, а сейчас посмотрел, когда мы возвращались сюда, и они вовсе не зеленые.

— А какие же?

— В том-то и дело, что никакие. Просто дыры в голове.

— Ну, черт возьми, сейчас почти темно, ты просто не разглядел.

— Видел, и клянусь, за его веками ничего не было. Просто дыры.

— Вечерний воздух вреден тебе, парень, — сказал Креветка, покачивая головой. — Входи давай, и поиграем в честную игру «бродяга».

Тил шел по темнеющей дороге, он пошел по крутому переходу с одной спиральной дороги к другой и прошел над большинством окружающих здании. Только центральный дворец был заметно выше дороги. Когда дорога завилась вокруг темной башни, он смотрел на крыши меньших зданий Тилфара.

Внизу город вытянулся к равнинам, а равнины к горам, которые все еще слабо мерцали от радиационного барьера, идущего вдоль зубчатого края. Все это было знакомо Тилу. Ртутный свет вдруг замерцал и выбелил тени на перилах. Подняв глаза, Тил увидел ярдов в двадцати другого рекрута из разведки и узнал в нем лесного стража, который прибыл вместе с ним сегодня днем. Торн увидел его и помахал рукой.

— Как дела?

— Хорошо, — сказал Тил. — Ты тоже решил прогуляться?

Торн кивнул и посмотрел через ограду. Тил остановился рядом с ним и тоже наклонился над перилами. Ветер задирал верх их рукавов и дергал открытые воротники.

— Слушай, — сказал Тил, — как ты делаешь этот фокус с игрой?

— Ты не поймешь.

— Ну да! Думаю, что пойму! Попробуй.

Торн повернулся боком к перилам.

— Если ты действительно хочешь знать, то старайся думать: представь, что ты в Тороне и стоишь на тротуаре. Один из больших грузовиков Гидропоники Кошера идет вниз по улице, и мотор выключается примерно в четверти мили от конца квартала. Что произойдет?

— Покатится по инерции.

— Далеко?

Тил пожал плечами.

— Наверное, это зависит только от того, насколько он тяжел и насколько быстро ехал.

— Правильно. Но если бы ты переходил улицу, ты мог бы судить вполне точно, успеешь ли ты перейти, и даже определить место, где грузовик должен остановиться — как только увидишь, что он замедляет ход.

— Думаю, да.

— Ну, вот, и когда ты это делаешь то подсознательно решаешь задачу, для решения которой математик должен взять бумагу и карандаш, знать точно вес грузовика, скорость, коэффициент уменьшения скорости, трение, и тогда минуты через две он решит. А ты сделал это за полсекунды и с весьма неточной информацией, которую твои чувства успели собрать за долю секунды.

Тил улыбнулся.

— Да, поразительно. Но какое отношение это имеет к игре?

— Прямое. Ты и я рассчитаем и перейдем улицу, а обезьяна будет стоять на углу до тех пор, пока грузовик не остановится намертво, и только тогда перейдет улицу. Конечно, если ты научишь его математике, дашь ему бумагу, он высчитает это за то примерно время, что и всякий другой математик. Но он может просто глянуть на замедляющий ход грузовик и представить себе, где машина остановится.

— И все-таки, не вполне понимаю...