К тому же атрофированные, бесчувственные и неспособные к движению мышцы необходимо как можно скорее нагружать, иначе вероятность полного выздоровления уменьшается. А ему уже давно пора восстанавливать чувствительность этих мышц. Медлить с началом терапии — просто преступно, даже если бы Лайле не хотелось спешить, профессиональная этика не позволила бы ей.
С этой здравой мыслью, одетая в тот же гавайский костюм, что и по приезде, за исключением соломенной шляпы, она покинула свои апартаменты.
Пит настоял, чтобы гостья поужинала в столовой. Ей пришлось в одиночестве сидеть за стеклянным столом при свечах в хрустальных подсвечниках и поглощать пищу, наслаждаясь пышным букетом орхидей.
Рагу из обжаренных овощей и рыба пришлись Лайле по вкусу. Она не преминула похвалить Пита за отменный ужин, когда он сопровождал ее наверх с подносом для Адама.
У комнаты Адама он передал ей поднос, а она сказала:
— Если не вернусь живой, разрешаю тебе задушить его во сне.
— Да что вы! — Пит испуганно взглянул на закрытую дверь.
— Лучше подготовиться к худшему, — пояснила она, кивком попросив его отворить дверь. — Ладно, раньше начнешь, раньше закончишь.
Адам равнодушно глядел в окно. На звук отворявшейся двери он повернул голову и застонал, увидев ее.
— Убирайся!
— Дожидайся! Почти в рифму. Надо же, я поэт, а ведь даже не догадывалась об этом.
Он бросил в ее сторону испепеляющий взгляд.
— Это Элизабет инициатор твоего приезда?
— Неужто я приехала бы сюда по собственному желанию?!
— Я думал, Элизабет мне друг.
— Ты не ошибся. Ее волнует твое состояние, и она старается облегчить его.
Он горько рассмеялся.
— Если ты — облечение, Боже, помоги мне, если они решат усугубить.
— Будь моя воля, я бы позволила тебе валяться здесь и заживо гнить от жалости к себе, — пожала она плечами, — но ты богат, и некоторая часть твоих денег будет моей, если я останусь и займусь с тобой физиотерапией.
— Черта с два! — воскликнул он.
— Жилье и стол тут вполне меня устраивают. Предусмотрены каникулы на Гавайях, которые я, конечно, использую. Дома слишком холодно и дождливо, и мне совсем не повредит освежить загар. Так здорово сбежать от ежедневной рутины. Мой бывший пациент еще большее дерьмо, чем ты… а если ты еще раз бросишь салфетку на пол, мистер Кэйвано, то я туда же сброшу тебя, чтобы ты ее поднял.
Стоя у изголовья и уперев руки в боки, Лайла свирепо вращала глазами. Выражение его лица было не менее зверским.
— Забери этот поднос и свои дурацкие больничные манеры и сунь их себе в…
— Не трудись, это я уже слышала, — прервала она, — и вряд ли услышу что-то новенькое. Твои грязные ругательства меня абсолютно не задевают. Так что побереги свою энергию и мое время и принимайся за ужин. Тебе придется подчиниться, иначе я не уйду. Чем скорее ты поешь, тем скорее я освобожу помещение. Все зависит от того, как долго ты сможешь вытерпеть мое общество.
Лайла поставила поднос на колени Адаму и недолго думая плюхнулась на кровать рядом с ним, скрестив руки на животе. От этого движения грудь ее округлилась и приподнялась над тонкой тканью саронга. Лайла, ничуть не смутившись, поймала взгляд Адама на своей груди, но не изменила положения. Она выглядела все так же невозмутимо, когда он наконец поднял глаза.
— Осмотр твоих прелестей входит в услуги?
— Дополнительные льготы, — ответила она с наглой улыбкой, — включены бесплатно.
— Я видел и получше.
— Не за эту цену.
— Сколько тебе заплатили? Я удвою сумму, лишь бы ты свалила отсюда.
— Я предполагала, что ты этого захочешь. — Лайла запустила ложку в чашку с фруктовым салатом и выудила кусочек ананаса. Бесстрастно его посасывая, она продолжила: — Но, пожалуй, ты мог бы сообразить, что деньги — не единственная причина.
— Не рассказывай сказки, что приехала сюда по доброте душевной и по зову сердца.
Ее лицо исказила гримаса.
— Мог бы догадаться.
— Интересно, почему?
— Представь, что за находка для моей карьеры — работать с великим Адамом Кэйвано. Тут же посыплются заказы от кинозвезд с поясничными синдромами и спортсменов — мировых знаменитостей — с мышечными повреждениями. Я в мгновение ока так же прославлюсь, как и ты.
— Зря тратишь время. Я навсегда прикован к постели и смогу разве что лежать здесь и плевать в потолок.
— Хочешь пари, голубчик? Я заставлю тебя ходить даже под страхом смерти. Даже ценой наших жизней. Ну а пока будем ненавидеть друг друга.
— Мы уже ненавидим.
Она усмехнулась.
— Значит, мы опережаем события. А теперь будь хорошим мальчиком и скушай эти свежие, вкусные овощи, которые Пит потрясающе приготовил специально для тебя.
— Я не голоден.
— Наверняка голоден. Ты не ешь уже вторые сутки. Пит доложил мне. — Она грациозно подцепила кусочек банана и с аппетитом съела его. — Он всякий раз ежится, когда слышит твое имя. Чем ты так напугал его?
— Я поведал ему, что время от времени общаюсь с Буддой и если он не уберется отсюда и не прекратит надоедать мне, то никогда не впадет в нирвану.
— Напугал! Я не буддистка.
— Не притворяйся, ты знаешь, что я имею в виду. — Он отвернулся. — Уйди, оставь меня в покое.
— Не уйду, пока не поешь.