Падай, я ловлю (СИ)

— Ты выставила условие, я достиг той точки, когда готов на него согласиться. Видеть, как ты летишь с высоты — не самое приятное зрелище.

— Седьмой этаж…

— Решу.

— Почему-то кажется, я знаю как, — бурчу себе под нос.

— Отличная возможность продемонстрировать Даниилу, что свою возможность он благополучно просрал, — флегматично пожимает плечами. — Что не устраивает?

— Все устраивает, — мямлю негромко.

— Так не пойдет. Я должен знать, что у тебя в голове. По голосу слышу, расстроилась.

— Я жила там с другим мужчиной. Я любила его там и думала, что он — меня. Мы там… на всех, блин, поверхностях. Тебе, якобы влюбленному, как?

Родион с такой силой сжимает руль, что набухают вены на руках. Видимо, представил.

— Об этом не думал.

— Можно второй. Терпимо.

— Терпимо — это не ко мне, — режет раздраженно. — В доме два подъезда, две квартиры на первом. Одна мимо, значит, нам нужна вторая. Буду думать, как ее получить.

— Другой дом — не вариант?

— Последний. Гораздо удобнее держать всех на виду. Можно зайти, почуяв дым. Как вчера.

— Поняла. Но там же кто-то живет, да?

— Сто процентов. Мы свои выкупали на стадии котлована, как и остальные. Мужика с первого, чью купил Борисов, грохнули весьма кстати.

— Не Даня же? — бормочу ошалело.

— Нет, конечно, он своими руками только сиськи мять умеет и, надеюсь, подтирать жопу.

— Я ничем подобным точно не занималась, — заверяю поспешно.

— Это радует, — с трудом давит улыбку. — Не знаю, как бы смог смотреть на тебя после такого.

— Дурак, — фыркаю и смеюсь, не выдержав.

— Зотов мог, точнее, его парни, — говорит вдруг. Абсолютно серьезно. По спине летит мороз, но с комментариями не лезу. — Но это не мои методы. Выясню, кто там обитает, дальше буду думать.

— Геморрой на пустом месте, — вздыхаю.

— Разве? — хмыкает. — Одна из первостепенных задач мужчины — сделать жизнь своей женщины простой и комфортной. Совместное жилище — фундамент.

— Квартира отца на втором. Жила как-то…

— Как-то — не ко мне.

— Довыделываешься, не дам тебе потом развод, — пытаюсь перевести все в шутку.

— Подвешу тебя за ногу с крыши, подпишешь что угодно, — подкалывает, а я веду плечами и бросаю взгляд на его ручищи. Может себе позволить.

Возразить нечего, от мерного рева мотора и пережитого клонит в сон, но чуть только начинаю клевать носом, он ворчит:

— Куда собралась? Развлекай меня беседой, если не хочешь, чтобы и я вырубился.

— Простой и комфортной, Родион, — бормочу сонно и пристраиваюсь поудобнее, ехидно ухмыляясь.

— Никто не идеален, — нагло похлопывает меня по бедру.

— Мог бы рассказать о том, что происходит, — замечаю пространно.

— Это — точно на свежую голову. Хочу послушать о твоей семье. О детстве.

— Ничего интересного… и ты и так знаешь. Брат — участковый, папа — алкаш. Мама умерла, когда мне три было, а Ваське шесть.

— Что случилось? Молодая еще.

— Она в круглосуточном магазине работа, продавцом. Хотели ограбить. Точнее, ограбили, она всю кассу выгребла. А потом сообразили, что опознать может, по голосу, — хмыкаю горестно, а он зачем-то берет меня за руку. — Ножом в живот и деру. Пока зашел посетитель, пока скорая…

— Мне жаль. И ее судьбу ты не повторишь, даю слово, — сжимает мои пальцы, а я прикрываю глаза. Приятно. Забота, участие, прикосновение. Он. Черт…

— Бабушка по папе тогда еще жива была, она к нам перебралась, — продолжаю говорить, чтобы не зацикливаться на собственных ощущениях. — Папа работал. Выпивал, но нечасто. А через год и ее не стало, тогда уж сорвался. Но мы мелкие, ничего не соображаем, это я уже от соседок позже наслушалась. К тому моменту, как начали понимать, папа уже так плотно пристрастился, что только рукой махнуть. Он на водке только и функционирует: вроде помногу и не пьет, но часто. Мне кажется, если его зашить, сразу все органы одним махом откажут.

— Вряд ли это именно так работает. Буйный? Ты там про шкаф что-то говорила.

— Нет, ни в коем случае! — ужасаюсь даже мысли. — Папа хороший, нас с братом никогда не обижал. Наоборот, баловал, в меру возможностей. И работал до самой пенсии, токарь он у меня. Поселок-то заводской, ну, ты знаешь, наверное. Или погоди, ты из другого города же?

— Из этого, — улыбается. — Я вырос, окончил приличный ВУЗ, и мы вернулись. Маме тут лучше, знакомых много. Да и на кладбище столько родни, считай, корнями вросли. Так что со шкафом?

— Папа один никогда не пил, — морщусь от воспоминаний. — В основном сосед с пятого приходил. Он сам-то тоже спокойный, но уж больно компанейский. Под его песни начали захаживать другие. Папе много не надо, он принял и вырубился, а этому скучно, двери нараспашку. Полезла мразь… а мне куда деваться? Когда совсем труба, к соседям сбегала, принимали. Потом другой выход нашла, шкаф свой, людям-то чужим сколько можно досаждать? У всех своя жизнь.

— Отцу говорила?

— Говорила. А толку? Он соседа отчитал, тот покивал, а потом все по-новой. Брат пытался объяснить, что им не рады, но куда ему с тремя-четырьмя мужиками тягаться? Да и работал он в ночь часто, те тоже не дебилы, когда он дома не лезли.

— Ясно. Кем работал?