Она держала кофейник над чашкой Хьюго, отказываясь отвечать на его нечленораздельное бормотание, пока он не заставил себя посмотреть ей в лицо. Секунды было достаточно: Хьюго увидел в глазах Триш боль и понял, что это его вина.
— Вчера… — начал он.
— Это не мое дело, — натянуто сказала Триш.
— Нет, я не должен был говорить то, что сказал.
— Ты расстроен. Это понятно. — Однако сомнений не было: она не понимала и не прощала его.
— Это было жестоко.
Когда он вчера вечером возвратился домой, Триш была расстроена, взволнована, она хотела знать, где он провел день. Хьюго вспыхнул и ответил, откровенно пренебрегая ее чувствами:
— Коротал часы в морге. — Он сказал так специально, чтобы ранить, но выражение ужаса на ее лице напугало его. И было уже бесполезно объяснять, что найденная женщина — это не Клара; он хотел причинить боль Триш, и она знала это.
— Триш, прости, — сказал он, накрывая ее руку своей.
Она собиралась ответить, но тут открылась кухонная дверь. Вошла Пиппа в школьной форме, бледная, с решительно сдвинутыми бровями. Волосы схвачены простыми синими ленточками. Единственным напоминанием о печальном дне рождения были крошечные дырочки от значков на лацканах ее блейзера. Девочка внимательно посмотрела на них, и Триш, слегка покраснев, мягко высвободила свою руку.
— Ты отвезешь меня в школу? Пожалуйста, Триш. — Она сказала это с достоинством, изо всех сил стараясь удержаться от слез.
Триш посмотрела на Хьюго. Он беспомощно пожал плечами.
— Я думаю, тебе лучше остаться дома, детка, — мягко сказала Триш. — По крайней мере, до конца выходных.
Пиппа стиснула зубы — точно как отец. Они не смотрели друг на друга.
— Я хочу пойти в школу. — Девочка казалась спокойной, но в любую секунду могла расплакаться или закричать — так была внутренне напряжена.
— Но почему, моя хорошая?
Зазвонил телефон, и Пиппа даже подпрыгнула, издав короткий встревоженный возглас.
Секунду, не более — меньше, чем заняло одно биение сердца, они втроем пожирали взглядом телефон. Спустя показавшееся бесконечным мгновение Хьюго рванулся через комнату, опрокинув стул, оказавшийся у него на пути.
— Не забудь, что говорили полицейские! — закричала Триш. — Сохраняй спокойствие. Скажи им, что хочешь поговорить с Кларой.
Пиппу била дрожь, и Триш прижала ее к себе обеими руками, в то время как Хьюго поднимал трубку.
Эмоции сменялись на его лице с такой скоростью, что было трудно отделить одну от другой. Надежда и страх вначале, чуть позже разочарование и наконец досада.
— Я не могу сейчас об этом думать! — В паузе, пока он выслушивал собеседника, он посмотрел на Триш и прошептал: — Моя секретарша.
Пиппа уткнулась в грудь Триш и зарыдала. Продолжая телефонную беседу, Хьюго сказал:
— Он заставил меня ждать? Так пускай теперь сам подождет несколько дней.
Голос секретарши зашелестел в трубке. Выслушав, Хьюго разозлился:
— Хорошо, если он не может ждать, скажи ему, чтобы катился куда подальше! — И с остервенением швырнул трубку на рычаг.
Триш вытерла слезы Пиппе и сказала, целуя ребенка в лоб:
— Поднимись на минутку наверх. Я скоро приду.
Хьюго еще немного постоял, с негодованием разглядывая телефон, потом двинулся, чтобы поднять стул, бросил его на полпути и раздраженно пнул ногой. Сел и закрыл лицо руками. Триш подняла стул и устроилась напротив него, выжидая подходящий момент, чтобы заговорить.
— Ты совсем не помогаешь нам, Хьюго, — осторожно начала она.
Он обиженно взглянул на нее:
— Я делаю что могу, Триш.
— Исчезая на весь день? Бросая Пиппу, бросая нас обеих, чтобы бороться со своим горем в одиночестве?
Хьюго не отвечал, и Триш сердито покачала головой. Ей показалось, что он раскаивается и готов объяснить свое поведение накануне днем, но он упрямо сжал челюсти.
— Я делаю только то, что необходимо, — отрезал он.
— Тогда попытайся уладить свои дела с Мелкером. Если тебе наплевать на себя, позаботься о своем ребенке.
Здания, расположенные вдоль главной дороги, тянувшейся через Баутон, напоминали приморские шале во влажный зимний день. Рейнер медленно ехала по улице, выискивая глазами номера, в надежде заранее увидеть дом мисс Келсолл, чтобы не пришлось давать задний ход.
Туман обосновался на серых участках необработанной земли между зданиями, белел во впадинах, где буйно росла ежевика и мусор, зацепившийся за ее шипы, трепетал на зимнем ветру, медленно распадаясь, чтобы весной потеряться в путанице новой поросли.