— Ты права. — Он избегал смотреть на нее. Скажи ей, что ты просто расстроился. Сам не понимал, что несешь. Извинись. — Вероятно, страшно быть женщиной, когда случается такое… — Собственный голос показался ему фальшивым, но он надеялся, что говорит именно то, что Лин ожидала услышать. Он по-прежнему не решался смотреть на нее: ведь она увидит то, что лежит позади его взгляда, а он по собственному опыту знал, что женщин это пугает. — Дикая история. Она кажется такой… бессмысленной.
Лин уставилась на него. Он чувствовал ее пристальный взгляд, от которого загорелась кожа на щеках и шее. Она выдержала паузу и засопела, демонстрируя, что не полностью удовлетворена его объяснениями.
— Да. Не чувствуешь себя в безопасности даже в собственном доме, — произнесла она почти обвиняющим тоном.
Нет, это неправда. В том-то и дело, что чаще всего женщины чувствуют себя в безопасности. Именно поэтому справиться с ними так легко.
Глава восемнадцатая
Сознания она не потеряла, но словно бы провалилась в пустоту: затихли крики — ее собственные крики, исчезли страх, холод и боль в лодыжке, натертой цепью. Даже лица девушек растворились в темноте, дав ее измученному мозгу короткую передышку. Будто Кларе удалось спрятаться в надежном укрытии, куда ничто и никто не могли проникнуть.
Возвращалась она постепенно, медленно, а не вдруг, как бывает после обморока. Сначала ощутила боль — не физическую, это была глубокая печаль, столь же сильная и изнуряющая, как телесные страдания. Боль помогла ей почувствовать границы своего тела: она сидела на полу, обхватив руками колени и крепко прижавшись к ним лбом, и медленно раскачивалась — вперед-назад, вперед-назад…
Страх и голод терзали ее, почти не отличимые один от другого. Тишину вытеснил рев в ушах. Клара осознала, что смертельно замерзла, и в нос проник влажный запах плесени — она вернулась в свою камеру.
Хотя ее окутывал и сковывал непроницаемый мрак, Клара знала, что на нее со стен смотрит множество лиц, каждое — пугающее напоминание о хрупкости жизни и внезапности смерти. Она отчетливо ощущала их недоумение, боль, воображала их ужас.
— Нет! — Ей не удалось преодолеть ревущую тишину, но крик помог вырваться из ужасной спирали отчаяния и паники, которая неумолимо тащила ее куда-то вниз… Клара силилась представить, что сейчас, в обычный четверг, делают Хьюго и Пиппа. А сегодня действительно четверг? Неизвестно: в удушающей темноте Клара не могла разглядеть даже собственную руку, поднесенную к глазам, а не то что циферблат часов.
Она старалась убедить себя, что Пиппа вне опасности, дома, с Хьюго.
Ты в этом уверена, Клара?
Если она утратит уверенность, этот человек изведет ее, замучит сомнениями. Уж он не упустит такой возможности! Пиппа в безопасности. Конечно, она в безопасности.
Клара замерла, со страхом ожидая, что ее язвительный, вечно сомневающийся внутренний голос возразит ей, начнет придираться, но на этот раз он промолчал, и она почувствовала облегчение и благодарность.
Как они справляются со своим горем? Она боялась думать о Хьюго, застывшем у телефона в ожидании звонка, который, судя по всему, ее похититель и не собирался делать.
Тут их больше сотни, сказал он. Меня тоже добавят к их числу? Она закрыла глаза и еще отчетливее почувствовала присутствие девушек, улыбающихся ей со стен, и свою вину за то, что их жизнь была так коротка, а смерть столь жестока.
— Я не всегда защищаю насильников, — произнесла она чуть слышно. — Некоторых я упрятала за решетку.
Кого ты пытаешься надуть, Клара? Она закричала:
— Я никогда сознательно!..
Да ладно, будет тебе! Есть такие мужчины — внешне они вежливы и обаятельны. Они способны ночью изнасиловать и убить женщину, а на следующее утро прийти на конфирмацию собственной дочери. Вот и твой мучитель из таких. Как думаешь, у него есть семья?
Ключ провернулся в замке, Клара поспешно вытерла глаза и встала. На сей раз она не вздрогнула, увидев похитителя. Невозможно было понять, о чем он думает, какое у него настроение: лицо — красная лыжная маска, глаза — темные провалы в тусклом свете, падающем из комнаты за его спиной.
Он молчал, и через некоторое время Клара снова села. Колготки порвались и там, где натерла цепь, приклеились к ране. Она машинально потянулась к ссадине, старательно отводя глаза от фотографий на стенах, но трудно не обращать на них внимания: любое движение воздуха шевелило бумагу и шелест походил на голоса девушек, ведущих чуть слышную беседу.
Клара чувствовала, как нарастает напряжение, чем больше она пыталась сопротивляться ему, тем сильнее нервничала. Еще миг, и она не вытерпела:
— Чего вы хотите? Скажите мне, чего вы хотите!
Каким бы ужасным ни был ответ, с ним намного легче примириться, чем с этим угрожающим молчанием, невыносимой игрой догадок и предположений.
— А ты такая храбрая?
Он бросал ей вызов. У Клары перехватило дыхание, и страх будто кулаком ударил по сердцу. Она справилась с паникой и заставила себя как можно более спокойно ответить вопросом на вопрос:
— А мне понадобится храбрость?